Для Адели и ее друзей прекрасен был день, начавшийся с последующей зарей. Солнце вставало над двадцатью четырьмя франками пятьюдесятью пятью сантимами, принадлежащими им. Сколько благословений посылали они храбрым солдатам Беспардонного восемнадцатого полка! Адель была изнурена, разбита вчерашней катастрофой; но она так была довольна, что принесла отраду в дом, и с началом утра принялась петь. Что касается до Сузанны, то ум ее не был более отягощен обманчивыми галлюцинациями. Сон возвратил ей рассудок, и блестящий пир не раздражал более ее аппетита, удовлетворенного хотя менее привлекательной, но зато более надежной действительностью.
— Я не могу опомниться! — говорила она, — Как, все это дали солдаты? Я готова расцеловать в обе щеки этого доброго капитана.
Глава пятьдесят пятая
Сумма в 24 франка 55 сантимов не есть неистощимый капитал. Друзья, зная это, всячески старались достать работы, но нимало в том не успели. На другой день утром об обеде уже не помышляли.
— На этот раз нам придется положить зубы на полку, — Сказал Фридрих. — Как вы думаете, Адель?
— Я не знаю, у меня есть предчувствие. Я непременно чего-то добьюсь в этом отношении.
— Вы не будете иметь успеха. Когда кто-нибудь в несчастье, делай что хочешь, все ничего не выйдет.
— Все равно, зато мне не в чем будет упрекать себя.
Адель вышла и направилась к члену благотворительности. При виде роковой скамьи, на которой так недавно столько страдала, она содрогается, колеблется и едва не возвращается назад. Но нет еще полудня, ее должны принять… Вооружившись решимостью, она переступила порог.
— Куда вы? — останавливает ее неумолимый дворник.
— К барину.
— Еще раннее утро. Приходите в одиннадцать часов.
Адель приходит в одиннадцать. Войти можно. Она входит и после долгих ожиданий и дерзких расспрашиваний в передней получает наконец желаемую аудиенцию.
Член принял ее небрежно, сидя в кресле и читая ежедневный листок, одна статья которого вызывает у него улыбку.
— Что вам нужно? — говорит он.
Адель подробно описывает страшную картину своего положения. Член не прерывал все время своего чтения; уже минут двадцать прошло, когда он, бросивши газету на столик, проговорил про себя:
— По всем соображениям я перейду к
— Милостивый государь, я вымаливаю…
— Да, я вижу, в чем дело. Вы мать семейства?
— Нет.
— Вам нет шестидесяти лет. Вы чем-нибудь нездоровы?
— Нет.
— Вы молоды, у вас здоровые руки, чего еще нужно? Чтобы благотворительный комитет содержал вас и дал возможность ничего не делать?
— Я могу работать и ничего не желала бы лучше.
— Разве мы должны доставлять вам работу?
— Ах, милостивый государь, если бы вы были настолько добры; я в страшной нищете.
— Возможно ли комитету помогать всем таким, как вы? Есть у вас рекомендации? Знаете вы кого- нибудь?
— Нет.
— Подкрепите чем-нибудь вашу просьбу, а там посмотрим.
— Но, сударь, чем же я могу ее подкрепить?
— Разве у вас нет в приходе священника? Очень просто, принесите от него письмо.
— Это потребует времени, а я без хлеба.
— Тем хуже для вас. Я ничего не могу тут сделать.
— А пока что же со мной будет? Стало быть, я должна сделаться воровкой?
— Как вам угодно, но так в порядке правил. Затем нам не о чем больше толковать. Прощайте, прощайте.
Он встал и позвонил.
— Что же вы еще стоите? Вы, стало быть, меня не слыхали?
— Извините, — прошептала Адель, узнавая по длинным складкам его громадного халата ту личность, которая распоряжалась полицейскими.
Вошел лакей.
— Что прикажете?
— Скажите в кухне, чтобы подавали мой второй завтрак, и скорее, потому что я умираю с голода. Да велите к трем часам заложить карету.
— Барин отправится на биржу?
— Да, ступайте.
Адель стояла неподвижная и безмолвная.
— Ну если вы до завтра будете смотреть на меня, что вам от этого прибудет? Или вы хотите заставить меня вас вывести за плечи? Повторяю, ступайте к священнику.
Адели нечего было возражать. Негодующая и вместе смущенная, она проговорила:
— Благодарю вас; я последую вашему совету.
И она удалилась.
Глава пятьдесят шестая
Адель направляется к священнику. «Если меня оттолкнут, — думает она, — ну так я себя не оттолкну, и если судьба все будет преследовать меня, вина будет не на моей стороне. Я испробую все средства спасения. По как приступить к этому священнику? В церковь я не хожу, он меня никогда не видал; еще, пожалуй, станет меня упрекать. Да и то сказать, не съест же! Это священник; они должны быть милостивы и человеколюбивы; религия повелевает им призревать всех. И притом, чего я прошу? Письмо, это так немного стоит. Нет, лучше умереть, чем опять идти к этому злому благотворителю…»