Я пробился к удачливому любомудру сквозь толпу его приспешников. Он в этот момент говорил: «…и обратим в пепел!» Я окликнул Джеба.
— Следует нейтрализовать президентов — в шиманы и отвезти куда-нибудь, лишив права передвигаться по Агло. Потом они станут обыкновенными гражданами, как и было до лотереи. Такова воля Пима, — добавил я весомо.
— Этим я и занимаюсь — нейтрализацией, — с хрипотцей, характерной для много и надсадно кричавшего, ответил он.
Мы направились к моей шимане, обсуждая общее положение.
— Поезжай к брату и составьте обращение к населению планеты. Я вам сделал Преображение, — сказал Джеб, подсаживая меня в шиману, — пользуйтесь, лодыри и губошлепы.
Он протянул руку и вдруг с силой выдернул ласкатель, встроенный в панель управления. Посыпались искры, и дальнозорчик, подрагивая проводками, оказался в лапе Джеба.
— Мы узнали, как уничтожить ЗОД на шиманах, — пояснил Джеб. — Один техник проговорился. Конечно, пришлось прижечь ему шкуру, прежде чем сознался. Приложили пару раз к раскаленному стволу лучевки — он и проболтался. Пусть Пим отдаст приказ об общем раздурачивании шиман.
— Как это к раскаленному стволу? — содрогнулся я. Но Джеб уже был далеко.
Президенты, традиционно разбитые на тройки, теперь смешались, сновали по площади. Преображенцы к ним не подходили.
Подчиненные Джеба угадали его отношение ко мне, один подбежал и стал делать знаки, чтобы я отъезжал. Я было попробовал выйти, но агломер, ощерившись, нацелил мне дуло в живот. Я сполз на сидение и дал задний ход.
Я нажал кнопку заднего хода, но шимана без кучера вдруг стала захлопывать прозрачный верх. Агломер заподозрил подвох с моей стороны и без раздумий пальнул по корпусу — они уже давно раздурачили оружие, никаких операторов им теперь не нужно, чтобы жечь и убивать. Над куполом моей шиманы заклубился серый дым. Я стремительно соображал: рядом с Джебом я не был всепланетным героем, а просто типом, которого подчеркнуто не любит начальник.
В это мгновение я напрочь забыл о себе.
Там, на площади, стало происходить непонятное. Президенты, подойдя почти до постов агломератов- преображенцев, внезапно стали падать — один за другим.
Их расстреливали в упор.
Я рванул вон из шиманы. Все, дверцы заклинены. Чудовищно! Я в кровь разбился, но — увы…
Через пару долек времени все было кончено. Площадь была усеяна рассеченными трупами. Преображеицы вливались в зев Оплота.
Я вдруг успокоился. Все стало безразлично. Я нащупал на дверце выступ, нажал и впервые открыл дверцу без помощи автоматики.
Я брел в сторону тех сотен трупов, которые вот только что были агломератами. Никогда не видел сразу столько переставания быть. Но внутри меня — покой. Все перестало биться внутри, двигаться, мыслить. Первое, что существенного случилось после снятия Зашиты, — вот это. Так стоило ли? Стоило, стоило — шептал один голос. Стоило, но слишком дорого, — шептал другой голос. Только эти голоса и были слышны в тиши площади. Не буду рассказывать, что я видел и что пережил, обходя по периметру стихший мир… Бывают моменты жизни, когда стремительно взрослеешь…
На границе с Аграркой меня никто не остановил. Пирамиды ЗОД стояли сиротливо, покинутые даже роботами. Глаза защемило от родного многоцветья. Я остановил шиману на опушке. Мне было до того одиноко, что был бы мил и голос кучера, убитого Джебом.
Все кончено.
НА ПОЛПУТИ своего БЫТИЯ ВСТУПИЛ я В ЛЕС УГРЮМЫЙ и УНЫЛЫЙ.
Лес объял меня, и я мнил, что он подобен простыне, которой накрывают только что переставшего быть агломеруна.
Зеленая простыня все заботливее укрывала меня, облекала все плотнее и безвозвратнее.
Глаза привыкали к вологой полутьме зарослей, становившихся с каждым шагом гуще. Мне хотелось добраться до самого непроходимого, потайного места, залечь там в агонии истекая душевной… а, высокие слова, бойтесь красивых фраз… — надо сдохнуть — вот и все. Скрыться, чтобы не видеть Себя в зеркалах Их глаз. О, я бы истаял под жаром их взглядов, жаром, который они раздули за два пролета ненависти к Нему!.. Где моя берлога, моя возможность перестать быть раньше позора?
Вдруг я ослеп от яркого света.
Заросли внезапно закончились, и я стоял на виду у поселка, посереди голого места, на юру, и не было сил броситься назад в укрытие. Да что за безумец! Воистину Дурак! Откуда заросли в Аграрке, где взяться нехоженным тропам в синтетическом мире?! Не здесь ли я вырос средь тощих лесов и двух видов кустарника?
Жители поселка копошились на околице возле нескольких шиман — очевидно, это преображенцы! И сюда пришел сладкий момент узнавания о великих событиях от живых свидетелей.
Меня заметили. Кто-то ко мне. Я не сопротивлялся. Я ведь герой, избавивший планету от Него. Надо с честью играть принятую роль.
На полпути своего бытия вступал я в унылый и угрюмый лес. Нет больше выхода из него, кроме как на круги Агломерации. Страшно и одиноко.
СРОЧНО. ВСЕМ!
Сегодня свершилось Преображение.
Нет больше Великой Няньки. Мы свободны в своих решениях. Возлюбим же друг друга.
Новые принципы преображенной Агломерации будут изложены завтра в выступлении Пима — Первого из Равных.
Вторым из Равных волей агломератов назначен Бажан.
Третьим из Равных волей агломератов назначен Джеб.
Друзья, уничтожайте Комплекс!
Вот так-то — волей агломератов. Вторым из Равных назначен, хм, Я.
Часть четвертая
Цветок
Тот, кто борется со злом, не всегда поборник добра.
В тягостной задумчивости пребывал я.
Здесь, в этом бесконечном зале с оранжево-лиловой мозаикой, напоминающей деяния Предтечи, я некогда докладывал легкомысленным президентам, что Агло стремительно катится в пропасть. А они, пустышки, подшучивали, предоставляя Джебу глумиться над моими проектами, — тому самому Джебу, который не только презирал их, но и станет главным виновником грядущего их истребления… того самого Джеба…
Лишь возле меня безмятежно, чадяще горел десяток лучин — весь же зал был погружен в беззвучную, зловещую темноту.
Перестать быть — какой счастливый выход! Да, приятель, лучший выход для Дурака. Нет, не предпочту дурацкий выход!..