равно малыш сначала подрагивал у Михаила на руках.
Пытались говорить, но ничего не получалось. Даже имена толком не выяснил. Конечно, показывал на себя, представлялся, потом показывал на женщину, изображая вопрос лицом. Она сначала просто не понимала, потом ответила, указывая на себя, нечто вроде «Чаха», и тут же поправилась, что она «Ампиха». Потом еще что-то про себя сказала. Пойди разбери, имена это, национальность или род занятий.
Да еще имя своего спасителя исковеркала на «Хамил». Случалось, конечно, в жизни и хамить, но все равно обидно.
По дороге шли целый день. Когда выходили из поселка, увидели трубу, из которой текла вода, и Михаил по взгляду женщины понял, что она хочет еще бульона. Синтезировал, жалко, что ли. Налил в металлический стакан, нашедшийся в сумке женщины, она принялась поить ребенка. Провела рукой по лбу — жест благодарности, судя по ее глазам.
Подумав, Михаил наполнил бульоном обе фляги и вручил женщине — пусть пороскошествует.
Ребенок вел себя тихо, спокойно. Время от времени разговаривал с матерью. Женщина обычно снимала его с Михаила и отводила за кустик, или давала флягу. Сама почти не пила.
К середине дня одна фляга опустела — почти все выпил малыш. Пришлось наполнить ее снова возле ближайшей речушки.
Дорога до сих пор хорошая, только местами покрытие отсутствует, и, судя по ровным краям выбоин, это люди его содрали. Время от времени встречались проржавевшие остатки машин, колес почему-то не было, и осей не видно. Неужели здесь ездили на воздушных подушках? Тогда не совсем понятно, зачем такое хорошее покрытие.
Дорога уводила в строну от лаза, свернули в лес. Подлесок густоват, но тропка или просвет всегда находились, шли все также быстро. Километров сорок за день сделали.
На ночь развели костер — выданная островитянами особая зажигалка, которая могла давать огонь даже в мире невидимой смерти, сработала и здесь.
Женщина насадила клубни на заостренные палочки, зажарила над огнем. Поужинали, запивая бульоном. Клубни назывались «гральп», по вкусу напоминали рис. Довольно съедобно.
Спать улеглись на кучах листьев. Женщина поглядывала на Михаила с некоторым страхом — видать, боялась, что приставать будет. Но, когда он приставать и не подумал, промелькнуло в ее глазах разочарование.
И не объяснишь ей про Нику, про чувственную связь, которая явление физическое, а не психологическое. Ну не интересен Михаилу секс с кем-либо, кроме Ники, и все тут. Потому что с Никой имело место реальное, настоящее слияние двух душ в одну, причем — порой даже без секса.
А все равно интересно, что спасаемая думает о спасителе, почему так легко согласилась идти, срываться неизвестно куда. Либо считает Михаила каким-нибудь ангелом, либо окончательно потеряла надежду — других объяснений в голову не приходило.
Выспался хорошо, но предчувствия были недобрые. Опасность на пути ощущалась, серьезная, смертельная.
Решил попытаться опасность обойти. Да только обширная она оказалась, куда не свернешь — везде опасно. Даже так — какой путь выберешь, на том и окажется опасность.
Тем не менее, все вычислял безопасный путь, аж чутье перетрудил, опять. Что самое неприятное — сидеть на месте и пережидать тоже показалось нельзя, а возвращаться — самое неверное решение.
В конце концов, пошли в том направлении, где опасность наименьшая, может, удастся проскочить. Или прорваться.
Из леса вышли к развалинам. Похоже — не города, а большого завода. Между руин все заросло кустарниками, но на земле — какое-то хрустящее крошево. Слишком шумно двигались, да еще и заметный след оставляли.
Настроение передалось женщине, она изо всех сил старалась двигаться бесшумно.
А Михаилу чутье подсказало зарядить самострел. Зарядил, и почувствовал себя увереннее. Гораздо. Верный признак, что придется стрелять. Вот сейчас, за следующим поворотом, если не свернуть в другую сторону.
Страшно было. Маловато опыта в подобных делах, что ни говори. Но другого выхода, похоже, нет, только прорываться.
Однако страшно. И мешает страх прислушиваться к чутью.
Занялся дыхательными упражнениями — помогло успокоиться. Да только и предупреждение чутья умудрился прослушать, как-то вот так с разгону вышли на открытую площадку, и Михаил понял — заметили их. Вон за теми кустами кто-то сидит, напряженно всматривается. Греет в ладони метательный клин.
Михаил передал ребенка женщине, пошел твердым шагом, изображая рассеянную беззаботность. Трудно это давалось, очень трудно.
План был такой — внезапно метнуться в сторону, зайти противнику с фланга, взять его на прицел. Или — в рукопашную.
Но не вышло — снова кто-то посторонний взял управление на себя. Время как будто замедлилось, внутри все онемело.
Когда до кустов, из-за которых следили, оставалось метров тридцать, рука сама собой вскинулась, и палец сам собой нажал на спуск.
Раздался короткий, но громкий вскрик. Попал.
Женщина охнула, метнулась в сторону, прикрывая собой ребенка.
Михаил успокоительно махнул и пошел дальше. Она — за ним. Верит безоговорочно. Ангелом считает, точно.
Тошнота не накатывала, ужаса от содеянного не испытывал. Внутренний голос молчал, совесть не мучила. Почему-то. Собственно говоря, план пойти в открытую и внезапно выстрелить, тоже приходил в голову. Остановило, что целиться придется одним чутьем, ненадежно показалось. А нет — наоборот, чутьем лучше всего целится.
Тем не менее, Михаил не пошел смотреть, кого подстрелил. Перетрусил, по правде говоря, не хотелось задерживаться.
Вот она, зависимость от чутья. Слишком на чутье понадеялся и в результате его перетрудил. Надо было просто головой поработать, приблизиться к опасному месту, а там уже пытаться прочувствовать, заодно — глазами смотреть внимательнее. И страх свой контролировать, разделять аккуратнее на внушенный чутьем и просто так самонакрученный.
Все эти советы были на сайте пролазников. Читал, мотал на ус. А когда потребовалось — забыл. И опять пришлось каким-то посторонним силам вмешиваться.
Дальше никакая опасность не грозила, и все равно шли быстро, не отдыхая. Женщина нервничала, оглядывалась, вопросительно посматривала на Михаила. Пытался ее успокоить мимикой и жестами — не помогало.
Приближался лаз. А ведь, чтобы вывести этих двоих, они должны спать или быть без сознания.
Михаил, найдя ручеек, как следует напоил бульоном ребенка, а потом старался шагать как можно ритмичнее, надеясь, что малыш уснет. Получилось — уснул на руках.
Вот и лаз совсем недалеко. И что делать? Оглушить женщину? Пришлось. Подошел сбоку и ударил в основание черепа. Подхватил, чтобы не упала. Тот действительно редкий случай, когда бьют человека для его пользы.
Сразу стал читать мантру, опасаясь, почему-то, что лаз не активируется, но все удалось — накатило спокойствие, замерцала мгла.
Осторожно, чтобы не разбудить ребенка, взвалил женщину на плечо — легкая оказалась, худая, — и направился в следующий мир.
Глава 2
Переход из одного мира в другой всегда был для Михаила событием серьезным, можно сказать —
