Том 4. Стихотворения, поэмы, агитлубки и очерки 1922-1923

В пространство!
        Пристальней!
Солнце блестит горы.
Дни улыбаются с пристани.

Прошение на имя…

Прошу вас, товарищ химик, заполните сами!

Пристает ковчег.
        Сюда лучами!
Прѝстань.
     Эй!
      Кидай канат ко мне!
И сейчас же
      ощутил плечами
тяжесть подоконничьих камней.
Солнце
    ночь потопа высушило жаром.
У окна
    в жару встречаю день я.
Только с глобуса — гора Килиманджаро^*.
Только с карты африканской — Кения^*.
Голой головою глобус.
Я над глобусом
         от горя горблюсь.
Мир
   хотел бы
      в этой груде го́ря
настоящие облапить груди-горы.
Чтобы с полюсов
        по всем жильям
лаву раскатил, горящ и каменист,
так хотел бы разрыдаться я,
медведь-коммунист.
Столбовой отец мой
         дворянин,
кожа на моих руках тонка.
Может,
    я стихами выхлебаю дни,
и не увидав токарного станка.
Но дыханием моим,
         сердцебиеньем,
            &# 8195;  голосом,
каждым острием издыбленного в ужас
            &# 8195;    волоса,
дырами ноздрей,
        гвоздями глаз,
зубом, исскрежещенным в звериный лязг,
ёжью кожи,
     гнева брови сборами,
триллионом пор,
        дословно —
            &# 8196;  всеми по̀рами
в осень,
    в зиму,
      в весну,
         в лето,
в день,
    в сон
не приемлю,
      ненавижу это всё.
Всё,
  что в нас
      ушедшим рабьим вбито,
всё,
  что мелочи́нным роем
оседало
    и осело бытом
даже в нашем
      краснофлагом строе.
Я не доставлю радости
видеть,
    что сам от заряда стих.
За мной не скоро потянете
об упокой его душу таланте.
Меня
   из-за угла
      ножом можно.
Дантесам в мой не целить лоб.
Четырежды состарюсь — четырежды омоложенный,
до гроба добраться чтоб.
Где б ни умер,
      умру поя.
В какой трущобе ни лягу,
знаю —
    достоин лежать я
с легшими под красным флагом.
Но за что ни лечь —
         смерть есть смерть.
Страшно — не любить,
           ужас —