Том 4. Стихотворения, поэмы, агитлубки и очерки 1922-1923

не сметь.
За всех — пуля,
        за всех — нож.
А мне когда?
      А мне-то что ж?
В детстве, может,
        на самом дне,
десять найду
      сносных дней.
А то, что другим?!
        Для меня б этого!
Этого нет.
     Видите —
         нет его!
Верить бы в загробь!
         Легко прогулку пробную.
Стоит
   только руку протянуть —
пуля
   мигом
      в жизнь загробную
начерти́т гремящий путь.
Что мне делать,
        если я
           вовсю,
всей сердечной мерою,
в жизнь сию,
сей
мир
    верил,
      верую.

Вера

Пусть во что хотите жданья удлинятся —
вижу ясно,
     ясно до галлюцинаций.
До того,
    что кажется —
   вот только с этой рифмой развяжись,
и вбежишь
     по строчке
         в изумительную жизнь.
Мне ли спрашивать —
         да эта ли?
            &# 8195; Да та ли?!
Вижу,
   вижу ясно, до деталей.
Воздух в воздух,
         будто камень в камень,
недоступная для тленов и крошений,
рассиявшись,
      высится веками
мастерская человечьих воскрешений.
Вот он,
    большелобый
         тихий химик,
перед опытом наморщил лоб.
Книга —
     «Вся земля», —
            вы искивает имя.
Век двадцатый.
        Воскресить кого б?
— Маяковский вот…
         Поищем ярче лица —
недостаточно поэт красив. —
Крикну я
     вот с этой,
         с нынешней страницы:
— Не листай страницы!
           Воскреси!

Надежда

Сердце мне вложи!
           КровиL 9;щу —
            &# 8195; до последних жил.
В череп мысль вдолби!
Я свое, земное, не дожѝл,