Том 8. Стихотворения, поэма, очерки 1927

У каждого класса
        свое понятье,
особые обычаи,
         особое платье.
Рабочей рукою
      старое выжми —
посыплются фраки,
           польются фижмы.
Царь
  безмятежно
        в могилке спит…
Сбит Милюков^*,
         Керенский^* сбит…
Но в быту
     походкой рачьей
пятятся многие
         к жизни фрачьей.
Отверзаю
     поэтические уста,
чтоб описать
      такого хлюста.
Запонки и пуговицы
         и спереди и сзади.
Теряются
     и отрываются
           раз десять на́ день.
В моде
   в каждой
        так положено,
что нельзя без пуговицы,
           а без головы можно.
Чтоб было
     оправдание
         для стольких запонок,
в крахмалы
     туловище
         сплошь заляпано.
На голове
     прилизанные волоса,
посредине
     пробрита
         лысая полоса.
Ноги
  давит
     узкий хром.
В день
   обмозолишься
         и станешь хром.
На всех мизинцах
        аршинные ногти.
Обломаются —
         работу не трогайте!
Для сморкания —
        пальчики,
для виду —
     платочек.
Торчит
   из карманчика
кружевной уголочек.
Толку не добьешься,
         что ни спроси —
одни «пардоны»,
        одни «мерси».
Чтоб не было
      ям
        на хилых грудя́х,
ходит,
   в петлицу
        хризантемы вкрутя.
Изящные улыбки
        настолько то́нки,
чтоб только
     виднелись
         золотые коронки.
Коси́тся на косицы —
         стрельнуть за кем? —
и пошлость
     про ландыш
           на слюнявом языке.
А
 в очереди
     венерической клиники
читает
   усердно
      «Мощи» Калинникова^*.
Таким образом
      день оттрудясь,
разденет фигуру,
          не мытую отродясь.