я его не убивала.
Я подождал, пока она справится с собой. Наконец она спросила спокойно:
— Мистер Кингсли знает об этом?
Я кивнул.
— И полиция, конечно, тоже?
— Еще нет. По крайней мере от меня — нет. Я нашел его тело. Дверь дома была не закрыта. Я вошел и нашел его.
Она взяла свой карандашик и потыкала в носовой платок.
— Мистер Кингсли знает об этом платке?
— Нет. О нем не знает никто, кроме вас и меня. И, конечно, того, кто его туда положил.
— Мило с вашей стороны, — сказала она сухо. — И мило, что вы так думаете.
— В вас есть оттенок высокомерия и достоинства, который мне нравится, — сказал я. — Но не перегибайте палку. Чего можете от меня ожидать? Что я вытащу носовой платок из-под подушки убитого мужчины, понюхаю его и подумаю:
«Так-так! Монограмма мисс Адриенн Фромсет! Мисс Фромсет, видимо, знала Лэвери, и весьма интимно. Скажем, настолько интимно, насколько это допускает мое испорченное воображение. Значит — чрезвычайно интимно. Но эти синтетические дешевые духи — нет, мисс Фромсет никогда не стала бы пользоваться дешевыми духами! Платок лежал у Лэвери под подушкой — нет, мисс Фромсет никогда не станет класть свой платок под подушку мужчине! Стало быть, все это не может иметь никакого отношения к мисс Фромсет! Абсолютно! Это — всего лишь обман зрения!»
— Ах, перестаньте! — сказала она.
Я ухмыльнулся.
— Что вы, собственно, думаете обо мне? — в упор спросила она.
— Я бы вам сказал, но уже поздно, вы заняты!
Ее лицо вспыхнуло. После паузы она спросила:
— У вас хоть есть предположение, кто это сделал?
— Предположения-то есть. И всевозможные версии. Но это все — только версии. Я боюсь, что полиция отнесется к делу проще. В шкафу у Лэвери висит несколько платьев, принадлежащих миссис Кингсли. И если им известна вся история, включая то, что произошло вчера на озере Маленького фавна, то они не станут долго рассусоливать и сразу схватятся за наручники. Конечно, сперва ее надо найти. Но для них это не очень трудно.
— Кристель Кингсли, — сказала она тихо. — Боже мой, неужели ему придется еще и это пережить!
— Это не обязательно сделала она. Убийство могло быть совершено по мотивам, о которых мы и не знаем. Например, это мог сделать кто-нибудь другой, вроде доктора Элмора.
Она быстро подняла глаза, но потом покачала головой.
— И все-таки это возможно, — настаивал я. — Правда, у нас нет против него никаких улик. Но вчера он что-то слишком нервничал для человека, которому нечего бояться. Хотя, конечно, можно трусить и не будучи ни в чем виновным.
Я встал, похлопал по краю стола и посмотрел на нее сверху вниз. У нее была очень красивая шея.
— А что будет с этим? — Она показала на носовой платок.
— Если бы это был мой платок, я бы постарался поскорее отмыть его от дешевого запаха, — сказал я улыбаясь.
— Но ведь он может что-то означать, разве нет? И даже очень многое!
— Я не думаю, чтобы это было важной уликой. Женщины вечно забывают везде свои носовые платки. Такой человек, как Лэвери, мог собирать их и складывать в ящичек из сандалового дерева. А потом какая-то женщина обнаружила этот склад и взяла себе один платок для пользования. А может быть, он сам ей дал и при этом не преминул похвастаться чужой монограммой. Я считаю его человеком как раз такого типа. Ну, прощайте, мисс Фромсет, большое спасибо за беседу!
Уже собираясь уходить, я спросил:
— Вы случайно не знаете фамилию репортера, от которого Браунвелл получил свою информацию?
Она покачала головой.
— А фамилию родителей миссис Элмор?
— Тоже нет. Но, возможно, сумею для вас узнать. Могу попробовать.
— Как?
— Ну, обычно такие вещи указываются в траурных извещениях, не так ли? А я точно помню, что в какой-то газете Лос-Анджелеса было помещено траурное извещение.
— Это было бы очень любезно с вашей стороны, — сказал я. Я провел пальцем по ребру стола и посмотрел на нее со стороны. Бледная кожа цвета слоновой кости, темные прекрасные глаза. Волосы ее блестели, как только могут блестеть волосы, и при этом были темными, как ночь.
Я вышел из кабинета. Маленькая блондинка у коммутатора посмотрела на меня с ожиданием, ее красные губки приоткрылись, казалось, она ждет от меня какой-нибудь шутки.
Мне было не до шуток. Я вышел на улицу.
Глава 20
Перед домом Лэвери не было видно полицейских машин, никто не прогуливался по тротуару, а когда я открыл входную дверь, то не почувствовал ни сигарного, ни сигаретного дыма. Солнце больше не светило в окна, а над пустыми рюмками от виски кружилась муха. Я прошел гостиную и прислонился к перилам лестницы, которая вела в нижний этаж. В доме Лэвери ничто не шевелилось. Единственный еле слышный звук доносился из ванной комнаты: спокойное падение воды на плечи мертвого.
Я открыл телефонную книгу, отыскал страницу «Полиция». Набрав номер и ожидая соединения, я вынул из кармана револьвер и положил его на маленький столик рядом с телефонным аппаратом.
Ответил мужской голос:
— Полиция Бэй-Сити.
Я сказал:
— На Элтер-стрит, 623, была стрельба. Здесь живет человек по фамилии Лэвери. Он мертв.
— Шесть — два-три, Элтер-стрит. А вы кто такой?
— Марлоу. Моя фамилия Марлоу.
— Вы находитесь в доме?
— Да.
— Пожалуйста, ни до чего не дотрагивайтесь.
Я положил трубку на рычаг, уселся на диван и принялся ждать. Не очень долго. Издали послышался звук сирены, который становился все громче.
Раздался визг покрышек, звук сирены превратился в металлическое хрюканье и умолк. Покрышки взвизгнули снова, уже перед домом. Услышав шаги на дорожке, я подошел к двери и открыл ее.
Ввалились два полицейских в форме. Это были обычные верзилы, с обычными обветренными загорелыми лицами и недоверчивыми глазами. У одного между фуражкой и правым ухом была воткнута гвоздика. Второй был постарше, с проседью, довольно строгого вида. Они стояли и внимательно меня разглядывали. Потом старший коротко спросил:
— Где оно?
— Внизу, в ванной комнате, за занавеской.
— Энди, останься здесь с ним.
Он быстро прошел через комнату и исчез. Другой посмотрел на меня и сказал:
— Никаких легкомысленных движений, парень!
