Дегамо все еще сидел молча, безучастно глядя перед собой. Его жесткое лицо выглядело, пожалуй, еще резче, чем обычно. Уэббер сказал:
— Эта утонувшая женщина совершила самоубийство?
— Самоубийство это или убийство — не знаю. Она оставила записку. Но мужа ее заподозрили и арестовали. Его зовут Чесс. Билл Чесс, а жену Мюриэль Чесс.
— Подробности меня не интересуют, — резко сказал Уэббер. — Ограничимся тем, что произошло здесь.
— Я не знаю, что произошло здесь, — сказал я и посмотрел на Дегамо. — Я был здесь дважды. Первый раз я говорил с Лэвери, но ничего не добился. Во второй раз я не говорил с ним, и тоже безрезультатно.
Уэббер сказал медленно:
— Я задам вам вопрос и рассчитываю на честный ответ. Вам, конечно, не захочется мне отвечать, но учтите, что обстоятельства для вас сейчас благоприятнее, чем будут потом. Вы же знаете, что я все равно получу ответ. Вопрос следующий. Вы обыскали дом, и, я предполагаю, довольно тщательно. Обнаружили вы что-нибудь, что указывает, что эта миссис Кингсли была здесь?
— Этот вопрос некорректный, — сказал я. — Вы спрашиваете меня не о фактах, а о моих умозаключениях.
— Я желаю получить ответ, — сказал он мрачно. — Мы не в суде.
— Ответ будет — да. Внизу в шкафу висят женские платья. Одно из них мне описывали, якобы она была в таком в отеле в Сан-Бернардино, когда встретилась там с Лэвери. Правда, описание было весьма приблизительным. Бело-черный костюм, в котором белого больше, чем черного. И соответствующая панама.
Дегамо пощелкивал пальцем по конверту, который держал в руке.
— Я смотрю, вы замечательно служите своему клиенту, — сказал он. — Стало быть, идя по следу этой женщины, вы попали прямо в дом, где было совершено убийство. При этом предполагалось, что она сбежала вместе с ним. Не думаю, чтобы нам долго пришлось искать убийцу, шеф!
Уэббер продолжал смотреть на меня без выражение или почти без выражения, лишь с напряженным вниманием. В ответ на слова Дегамо он кивнул.
Я сказал:
— Лично я не считаю уголовную полицию такой глупой. Платье приобретено в какой-то фирме, и на нем найдется фирменный ярлык. Я просто сэкономил вам час работы, а то и меньше — один телефонный звонок.
— Еще что-нибудь? — спокойно спросил Уэббер.
Прежде чем я успел ответить, перед домом остановилась машина, за ней — вторая. Уэббер пошел открывать дверь. Вошли трое мужчин. Впереди — маленький, с курчавыми волосами, за ним большой, здоровый, как бык, оба с тяжелыми кожаными чемоданами. Последним вошел высокий тощий, в сером костюме с черным галстуком. У него были острые глаза и некрасивое лицо.
Уэббер поманил пальцем курчавого и сказал:
— Внизу, в ванной комнате, Бузони. Мне нужна целая куча отпечатков пальцев со всего дома, особенно женских. Вам потребуется много времени.
— Как-нибудь справлюсь, — проворчал Бузони. Вместе с быкоподобным они пошли вниз по лестнице.
— А для вас у нас имеется труп, Гарленд, — сказал Уэббер третьему. — Мы с вами быстренько спустимся и посмотрим на него. Вы машину заказали?
Некрасивый кивнул. Они с Уэббером спустились вниз, следом за остальными.
Глядя на меня неподвижным взглядом, Дегамо спрятал конверт и карандаш.
Я спросил:
— Я могу рассказать про нашу вчерашнюю беседу, или это был, так сказать, частный разговор?
— Можете говорить о чем хотите, — ответил он. — Это наша обязанность — охранять покой граждан.
— Ну, раз вы это так называете, то я охотно узнал бы побольше о деле Элмора.
Он медленно налился кровью, и его глаза приобрели злобное выражение.
— Вы же говорили, что не знаете доктора Элмора?
— Вчера еще не знал, — ответил я, — ничего не знал о нем. Но с тех пор узнал, что Лэвери знавал миссис Элмор, что она совершила самоубийство и что Лэвери по крайней мере подозревали в том, что он шантажировал доктора либо имел возможность его шантажировать. Оба ваших полицейских из патруля тоже весьма заинтересовались тем, что дом Элмора находится как раз напротив. Один из них сказал, что это дело было замято, — в общем, выразился в этом роде.
Дегамо сказал убийственно медленно:
— Я позабочусь о том, чтобы эта собака вылетела со службы. Все, что они умеют, это болтать языком. Проклятые пустоголовые собаки!
— Значит, это мнение ошибочно?
— Какое мнение?
— Мнение, что Элмор сам убил свою жену и при этом оказался достаточно влиятельным, чтобы замять это дело?
Дегамо поднялся, подошел ко мне и медленно наклонился.
— А ну-ка, повторите, — сказал он тихо. Я повторил.
Он ударил меня ладонью по лицу. Голова мотнулась в сторону, щека сразу стала горячей.
— Скажите еще раз.
Я сказал еще раз. Он размахнулся и ударил еще раз.
— Скажите еще раз!
— Нет, — сказал я. — Не всегда бог троицу любит. Лучше на этот раз ударьте мимо. — Я поднял руку и потер лицо.
Он стоял, наклонившись вперед, зубы обнажились, в синих глазах был жесткий звериный блеск.
— Будете знать, как разговаривать с полицейским офицером. Попробуйте-ка еще разок — и вы познакомитесь не с ладонью, а с кулаком!
Я прикусил губу, продолжая растирать лицо.
— Не суйте нос в наши дела, — сказал он. — Не то однажды проснетесь в кювете и вас будут обнюхивать собаки.
Я продолжал молчать. Он вернулся к креслу и сел, тяжело дыша. Я стоял, потирая лицо, потом стал растирать руку и массировать пальцы. Их так свело судорогой, что я их еле-еле расцепил.
— Я подумаю об этом, — пообещал я. — С двух точек зрения.
Глава 22
Был еще ранний вечер, когда я вернулся в Голливуд, к себе в контору.
Здание уже опустело, в коридорах было тихо. Все двери стояли открытыми, везде работали уборщицы со своими тряпками и пылесосами.
Я отпер свою комнату и поднял письмо, которое, видимо, подсунули под дверь. Не глядя, бросил его на письменный стол. Открыв окно, я свесился наружу, смотрел, как загораются первые световые рекламы, вдыхал теплый, острый воздух.
Потом я снял пиджак и галстук и сел за стол. Из глубины ящика достал бутылку виски и пригласил себя на стаканчик. Не помогло. Выпил второй, с тем же результатом.
Сейчас Уэббер уже, наверное, разговаривает с Кингсли. И теперь или по крайней мере вскоре начнется большая облава на его жену. Полиции это дело кажется ясным как день. Мерзкая связь между двумя довольно противными людьми. Слишком много алкоголя, слишком много интимности. Дело кончается дикой ненавистью, преступными импульсами и, наконец, — убийством.
