Полина Денисовна, решив поступиться ради блага близких своими принципами. – А когда соберем достаточно сведений, тогда и сообразить, как поступить, будет проще простого.
План так понравился всем троим, что они тут же отправились на террасу выпить на радостях чашку чаю. Теперь, когда ситуация оказалась под их общим контролем, можно было с облегчением перевести дыхание. А ощущение собственной значимости и уверенность, что они могут встретить не дрогнув любую напасть, наполнили сердца трех старушек-храбрушек неимоверной гордостью. Посему к чаю была вынута заветная бутылочка с домашней вишневой наливкой…
Однако недолго престарелые подружки играли в казаков-разбойников и тайком обменивались многозначительными взглядами. Два дня спустя тревожные предположения вездесущей Веруши чуть было не стали леденящей кровь реальностью.
Где-то пополудни на улицу медленно въехал громоздкий черный автомобиль и затормозил точно посередине, хорошо видный со всех участков.
Три старушки, побросав дела, кинулись к калитке. Встревоженная Татьяна, до сего момента мирно дремавшая в гамаке с любовным романом под боком, поспешила следом за ними.
Только она хотела спросить, что, собственно, происходит, как у автомобиля одновременно открылись все дверцы и оттуда не то вылезли, не то вывалились четыре накачанных молодца, до мелочей подходящих под Верушино описание бандитов, решивших установить свои порядки в «Огоньке». У них были черными очки, одежда и половина лица из-за отросшей щетины. Благодаря этому незнакомцы выглядели если не братьями-близнецами, то во всяком случае близкими родственникам. И отнюдь не случайно и не с добрыми намерениями оказались они в этот день и час на территории именно этого дачного кооператива.
Над каждой из калиток как по мановению волшебной палочки показались головы, но никто не решался взять на себя смелость выяснить, в чем дело.
Молчаливое противостояние продолжалось, и с каждой минутой все больше и больше росла уверенность, что преимущество на стороне вновь прибывших. Их было только четверо, но за ними явно стояла страшная сила – прекрасно организованная, беспринципная, не считающаяся ни с чем, о которой известно любому, кто хоть раз в жизни включал телевизор. Веруша же своими россказнями лишь поспособствовала неизбежному поражению владельцев дач в случае подобной встречи.
Но тут вдруг головы над оградами завертелись в разные стороны.
Татьяна была из тех, кто с неясным волнением и тревогой уставился на Гошу, который спокойно покинул пределы участка и встал так, чтобы видеть незваных гостей. Стараясь не застонать от отчаяния, Татьяна закусила губы. Их сосед выглядел еще большим бандитом, чем четверо парней в черном. Гоша вполне мог сойти за их главаря, столько в нем было непоколебимого спокойствия и откровенной демонстрации, что он контролирует ситуацию. А вечная веточка в зубах придавала ему приблатненный вид, наподобие цигарки в уголке рта довоенной шпаны. Приезжие братки по сравнению с ним сразу стали казаться мельче и заштатнее, а их автомобиль уже не выглядел угрожающего вида катафалком.
Да и сами вновь прибывшие посмотрели на Гошу с невольным уважением, а один даже сделал головой ныряющее движение, словно произносил при этом «здрас-сте».
– Ну и что здесь происходит? – лениво осведомился у них Гоша.
Ему криво заулыбались, словно признали за своего. И тот, что вылез из-за руля, с паскудным гоготком сообщил:
– Дак у вас тут вроде как… шалят… всякие разные нехорошие люди… ну, мы и решили помочь, блин, так сказать, защитить… – Он аж вспотел от такой длинной и складной речи и, чтобы подвести итог, сказал внушительно: – Во!
Но один из его сопровождающих решил не допустить возможного неверного толкования слов вожака и, осклабившись, уточнил:
– Не безвозмездно, естественно… – Последнее слово для многозначительности было произнесено так, что превратилось в трудноразличимое месиво из букв и сопровождалось смачным плевком под ноги.
– Тогда все ясно, – произнес Гоша, перекидывая веточку из одного угла рта в другой, – больше вопросов не имею. – И со скучающим видом он сложил руки на груди.
Неужели они действительно из одной стаи? На глаза Татьяны навернулись слезы, будто ей довелось в чем-то глубоко разочароваться. Охватившее ее чувство было столь сильно, что она не заметила появления двух новых участников события.
А как раз в этот момент из-за высокого глухого забора дачи, что располагалась напротив дачи Полины Дмитриевны, неспешно вывернули Николай Степанович Ныдбайло в милицейской форме и сопровождающая его Мотя. Татьяна была последней, кто устремил на них взор в надежде найти объяснение, а правильнее говоря, спасение в этой ситуации. Хотя любой из обитателей «Энергетика», если призадуматься, мог понять, сколь призрачна эта надежда. Но, как известно, утопающий хватается за соломинку. Эх, вот если бы кто-то действительно тонул, а рядом оказался бравый мент, то такой «соломинке» можно было бы только позавидовать. Однако в этот нежаркий, приятный августовский день посреди улицы имени 50-летия Ленинского плана ГОЭЛРО никто тонуть не собирался.
Степаныч остановился, не доходя шагов двадцать до места действия, снял фуражку и вытер лысину платком. Мотя нутром уловила его намерение и замерла возле его ноги, не сделав ни одного лишнего движения. Затем ее хозяин, водрузив фуражку на положенное ей место, продолжил путь. Возникало впечатление, что либо он не в курсе происходящего, и поэтому ведет себя так бесстрашно, либо, напротив, в курсе, тогда его поведение объяснимо и надеяться честному народу не на что. Впрочем, по правде говоря, никто ни на что и не надеялся. Разве что на чудо.
Двое блюстителей порядка приближались с такой монотонностью и без какого-либо выражения в глазах, что, казалось, они не останавливаясь пройдут сквозь джип с четырьмя бандитами в черном, как сквозь мираж.
Когда до возможной встречи оставалось всего ничего, один из парней не выдержал и угрожающе крикнул, нимало не напуганный формой участкового:
– Эй, папаша, ты что, ослеп? Тормози, пока не поздно!
Степаныч действительно остановился, но Мотя неожиданно проявила самостоятельность и своего размеренно-поступательного движения не прекратила.
– Убери собаку, каз-зел! – заорал тот, кто оказался ближе всех к овчарке, и, нагнувшись к переднему сиденью джипа, достал из-под него монтировку. – А то от твоей шавки даже на шапку шкуры не останется!
Ее ласкали, ее задабривали, угощали всякими вкусностями, но грубо высказываться в ее адрес – ни-ни! Словом, Матильду фон Оффенбах, овчарку голубых кровей не в первом поколении, впервые в жизни оскорбили, причем прилюдно. Этого тонкая породистая собачья душа снести никак не могла.
Мотя недоуменно приподняла бровки и оглянулась на хозяина, словно ожидая приказания. А может быть, она просто сообщала ему о своих намерениях, потому что Степаныч чуть заметно пожал плечами, словно предоставляя Моте право действовать по собственному усмотрению.
Во всяком случае, собаченька истолковала это именно так и снова двинулась вперед. Но теперь от нее незримо веяло неотвратимостью возмездия и напоминала она скорее танкетку, чем живое существо. «Самая настоящая психическая атака, – подумала Татьяна и невольно содрогнулась. – Кому-то сейчас точно достанется на орехи».
Братки, как по команде, попятились, даже те, кто был, так сказать, во втором ряду, но вскоре справились с испугом и встали в бойцовскую стойку, вооружившись кто кастетом, кто ножом. А тот, кто вел переговоры, сунул руку за отворот куртки.
«Неужели у него там пистолет?» – ужаснулась Татьяна и зажмурилась, чтобы не видеть кровавой развязки драмы, разыгрывающейся на их мирной подмосковной улочке.
Как же потом она ругала себя за слабоволие и девчоночью чувствительность! Ибо, невольно открыв глаза, когда разом раздались предупреждающие окрики, рычание и матерная ругань, она узрела то, чего никак не предполагала увидеть. Один из братков катался по земле, прижимая к себе прокушенную ногу, другой лежал с перекошенным на сторону лицом на капоте джипа, а его за вывернутую назад руку держал Гоша, двое других стояли с ошарашенным видом и с поднятыми вверх руками. Их на мушке табельного оружия держал… Степаныч! Ну кто бы мог подумать, что их местный мент, неторопливый, неповоротливый, равнодушный вроде бы ко всему и вся, вдруг проявит такую сноровку и бесстрашие?
