Смерть с отсрочкой

убивайте, боже сохрани. Ну, до встречи.

Кобб не стал останавливать грузовик, они спрыгнули на ходу через несколько миль. Один Сидней потерял равновесие, тяжело упал на булыжную дорогу, уронив винтовку и ободрав колени. Пока он поднимался, Виллафранка плясал на месте, вздернув брови, бессловесно похваляясь прирожденной грацией. За восемь дней до Иванова дня[80] сумерки только-только сгущались в полях. Миллионы невидимых сверчков стрекотали толпой завсегдатаев переполненного пивного сада, время от времени неожиданно замолкая, как бы обеспокоенные вторжением чужаков.

— Сюда, — прошипел Кройц, таща Виллафранку в каменистое русло высохшего ручья и указывая на другую сторону равнины, полной камней и кустарника, туда, где на склоны западной сьерры пала ночная тень.

Они тридцать минут шли гуськом, перелезая через невысокие стены, перебегая через частные угодья с высокими оливами, чувствуя жар, поднимавшийся от иссохшей земли. По равнине бегал луч света, несколько минут темноты гарантировали невидимость, и, пока Кройц вел их в горы по козьей тропе, Сидней старался преодолеть отупение нервной усталости. От тропы ответвлялась на север развилка, обегавшая валуны и около мили тянувшаяся параллельно дороге к востоку. Уже достаточно стемнело, чтобы разглядеть горевшие на заставе жаровни — оранжевые точки, как бы плывущие в черной летней жаре.

Кройц обождал подходившего Сиднея и завилял рукой вроде рыбы, указывая дальнейший путь.

— Только сначала на пять минут остановимся отдохнуть, — сказал он. Толкнул Виллафранку под валун и присел рядом с ним, жуя ломоть хлеба, вытащенный из кармана рубахи. Предложил кусок Сиднею, который отказался, не предложил пленнику, который улыбнулся и с аристократическим презрением покачал головой.

Кройц повернулся спиной к Виллафранке, заговорил с Сиднеем по-английски:

— Как думаешь, долго мы протянем с этим самым Коббом?

Сидней пожал плечами.

— По-моему, он убьет нас обоих. Его тоже. — Кройц коротко кивнул на цыгана.

— Зачем?

— Да брось. Понимаешь, конечно, что дело нелегальное.

Сидней взглянул на далекие огни.

— Не понимаю, о чем вы, — пробормотал он.

Кройц рассмеялся:

— Поверь, Кобб такой преданности не заслуживает. Думаешь, мы везем этого идиота к Орлову?

— Так мне было сказано.

Кройц отломил кусочек хлеба, начал медленно жевать, глядя в землю.

— И я был таким же, как ты, — сказал он наконец. — Наивным, верным, храбрым. Понадобились фашисты, чтобы вколотить в меня чуточку разумения, только они за каждый подарок вдвойне отобрали. Оставь свою наивность и верность, Сидней, и я взамен скажу тебе умную вещь. Цыган до Валенсии никогда не доедет. Кобб действует по какому-то личному плану. Нас использует.

— Я только выполняю приказы, — заявил Сидней.

— Прекрасно. Скажи это Орлову, прежде чем он пристрелит тебя за предательство. Надеюсь, будешь так же храбро держаться, когда тебе пустят пулю в затылок на заднем дворе.

Сидней почуял, как вспыхнули щеки. Он не был уверен, что сумеет солгать Кройцу.

Немец пристально вглядывался в его лицо, механически жуя.

— Как по-твоему, зачем мы взяли Виллафранку?

Сидней сощурился. Знает ли Кройц про золото, и если знает, то знает ли Кобб, что он знает? Доверил ли Кобб ему тайну? Может быть, это просто проверка? Он сбросил со склона камешек, провел языком по зубам.

— Не знаю. И не интересуюсь, — ответил он. — Просто делаю, что сказано.

— Значит, пойдешь за ним на смерть?

— Надеюсь, что нет.

— Даже если он действует незаконно?

Сидней поднял брови и хмыкнул — коротко резко всхрапнул, выражая язвительное удивление.

— При чем тут вообще законность? Мы убили в Теруэле своих союзников ради спасения человека, который по любым меркам не кто иной, как обыкновенный преступник.

Кройц улыбнулся:

— Вот именно. Покажите мне письменные приказы на подобную акцию, которые что-нибудь стоили бы в трибунале.

Сидней затряс головой:

— Слушайте, Кройц, не спрашивайте у меня объяснений. Кобб дал указания, я выполняю. Без всяких вопросов.

— Знаешь, что было в Мадриде?

— При чем тут это?

— Просто ты должен знать.

— Что?

— При попытке нападения была захвачена вся команда Кобба. Двое погибли в перестрелке, причем им еще посчастливилось. Остальных увезли допрашивать в Саламанку. Говорят, еще двое скончались при этом, остальных удушили гарротой. Один Кобб уцелел.

Сидней взглянул в глаза Кройцу:

— Что?

— Что слышишь. Ни больше ни меньше.

— Нам надо идти.

— А если мне придется снять Кобба с командирской должности, можно на твою поддержку рассчитывать?

— Вот что вы планируете!

Кройц бросил хлебную корку и встал.

— Ничего не планирую. Просто стараюсь исполнять свой долг точно так же, как ты. — Он положил тяжелую руку на плечо Сиднея. — Надеюсь, смогу на тебя положиться в случае необходимости.

— Почему я должен вам верить?

— Почему я тебе должен верить? — ответил Кройц вопросом на вопрос. — Почему мы должны верить Коббу? Он уже обманул нас обоих, и, по-моему, было бы предусмотрительно одинаково ему верить. — Он стряхнул с колен крошки. — Решай сам за себя, но на твоем месте, мальчик, я предпочел бы благоразумие.

Когда они добрались до фургона, Кобб обливался потом, расхаживая взад-вперед по обочине, ероша намазанные бриллиантином волосы, нервно пыхтя окурком сигары.

— Не знал, что вы потащитесь через хренов Толедо, — просипел он, подталкивая Виллафранку к задней дверце фургона с нервирующим изображением улыбавшейся свиньи в костюме мясника. Там снял с него наручники, улыбнулся благодарному пленнику, продел их в стальное кольцо в стенке и вновь защелкнул на запястьях.

Виллафранка удивленно расстроился.

— А ты как думал? — спросил Кобб, вытащил из кармана карту, развернул перед пленником. — Говори где.

— Я уже говорил, когда считал вас друзьями.

— Угу… помню, я спрашивал, когда считал тебя умным. Теперь снова скажи. — Кобб провел пальцем по карте. — Селла… Селадас… По дороге точно можно проехать?

Цыган с гордым презрением отвернулся.

Кобб хлестнул его по щеке.

— Дорога проезжая?

Виллафранка кивнул.