перебрался к двери, очень удачно ухватившись за ручку — ещё бы чуть-чуть и очередной сильный крен корабля швырнул бы меня на назад, прямиком на нары. Дальнейшее продвижение по узкому коридору напоминало путешествие клочка бумаги в шланге пылесоса. Меня безжалостно бросало от стенки к стенке, так что к концу пути бока, локти и плечи ощутимо ныли, как после массажных процедур у садиста. Но это ещё цветочки!
Спуститься по трапу вниз оказалось намного сложнее, и я попросту грохнулся с двухметровой высоты, отбив себе напоследок и остальные части тела. Хорошо ещё, что в трюме уже набралось воды по щиколотку, иначе падение могло закончиться гораздо печальнее. Хорошо?! Да куда уж лучше — если дело и дальше так пойдёт, не самым плохим исходом стало бы разбиться вдребезги прямо сейчас! Но опыт есть опыт — второй раз 'наступать на грабли' я не захотел и оставшиеся метры по-собачьи преодолел на четвереньках. Некрасиво, зато надёжно…
В кормовом отсеке трюма во всю кипела работа. Тусклый свет болтавшихся на балке ламп выхватывал из темноты сосредоточенные лица людей и орков, мелькали мокрые тела, хаотически метались причудливые тени и слышалась отборная ругань корсаров вперемешку с глухим рычанием хряков. Одним словом, полная неразбериха. Но это только на первый взгляд, а на самом деле матросы умело заделывали внушительных размеров пробоину в обшивке — сгоревший фрегат оставил таки роковую отметину на корме брига.
В конце концов, пираты сумели завести на место повреждения 'пластырь' — обёрнутый в несколько слоёв парусины деревянный щит. И тут опять очень кстати пришлась помощь орков: только благодаря их исключительной силе удалось укрепить 'заплату'. Хряки ударами здоровенных кулачищ, словно тяжёлыми кувалдами, заклинили щит распорками из толстых брусьев. В какой-то момент даже показалось, что вот-вот треснут шпангоуты, но всё обошлось. Поразительно, совершенно не понимая языка людей, зеленокожие тем не менее прекрасно знали, где им стоять и что делать. Какого милого Хрохан вечно называет их тупыми свиньями? Иному человеку полдня надо объяснять что к чему, а эти разобрались без проблем и криков. Качка постепенно ослабела и я, мокрый и чертовски уставший, с трудом дотащился до каюты. Теперь спать, ни на что большее меня сегодня уже точно не хватит…
Унк умер на следующий день после шторма. Оборвала буря хрупкую нить, которая удерживала могучего борова на этом свете. Если бы не ураган, может и оклемался бы вождь, отлежался спокойно в тишине и встал на ноги… Не знаю… Хельга плакала в окружении суровых молчаливых хряков, словно маленькая девочка, и совершенно не стеснялась слёз. Да и рыжий хлюпал носом, поддавшись её настроению. Может, стоит иногда задуматься над смыслом фразы: 'Что имеем — не храним, потерявши — плачем'?
Я вдруг как-то особенно остро почувствовал жгучий стыд за свою 'толстокожесть' — что, собственно, мне известно об орках, с которыми мы протопали столько километров вместе и которые столько раз нас выручали? Что я знаю о том же личе? О малыше или хотя бы о Хельге? Что?! Да ничего! Ровным счётом. Не столь заметное в моём мире стремление городского жителя к затворничеству в четырёх стенах собственной квартиры проявилось здесь не самым привлекательным образом. Показало своё лицо — пустоё, бледное и равнодушное, а оттого ещё более отвратительное и жалкое.
Со смертью вождя между нами и командой отношения сразу испортились. Орки решительно отказались предать тело Унка морю (по традиции племени его непременно нужно было сжечь на ритуальном костре), а корсары недовольно роптали — покойник на корабле, согласно приметам, сулил несчастье. Честно говоря, я их не совсем понимал: ну куда уж больше того, что с нами произошло? Ситуация ещё больше обострилась, когда матросы с нескрываемой угрозой стали посматривать на Хельгу — женщина на борту также считалась предвестником всяческих бед. В открытую, конечно, пираты возмущаться не решались — связываться с зеленокожими гигантами желающих не нашлось, но за девушку я откровенно опасался: отчаявшиеся корсары вполне могли попытаться с ней разделаться. Напряжение росло с каждым часом и даже Алиц махнул на команду рукой — будь что будет. В таком вот тревожном ожидании беды прошло ещё четыре бесконечно долгих дня плавания…
Утром я, как обычно, поднялся на палубу и заметил на капитанском мостике шкипера, с интересом смотревшего куда-то вверх. Над кораблём с пронзительным криком пролетела чайка, развернулась и вновь стремительно пронеслась мимо, едва не задев топ мачты. На лице Алица блуждала радостная улыбка, словно он только что выиграл миллион в лотерею.
— Ты видел?! Видел её?! — заметив меня, корсар возбуждённо замахал руками. Уж не свихнулся ли часом наш капитан? Этого только не хватало — мало того, что матросы готовы нас придушить, так ещё и шкипер с катушек съехал окончательно! Что он так разволновался, как будто первый раз в жизни птицу увидел?
— Земля! Где-то рядом земля! — не унимался Алиц, и до меня, наконец, дошло. Чёрт возьми, а ведь точно! Как же я сам-то сразу не догадался?!
На палубе моментально собралась все — и команда, и маги, и даже никогда не покидавшие своего места в трюме орки. Мелькавшее вдали крылатое создание казалось сейчас чуть ли не ангелом небесным, синей птицей удачи, как по мановению волшебной палочки преобразившая угрюмых корсаров: теперь пираты смотрели на Хельгу, как на любимую сестру — роковая женщина исчезла, словно утренний туман под лучами жаркого солнца. Люди с надеждой вглядывались в синеватую, подёрнутую лёгкой дымкой, даль моря, а наиболее нетерпеливые даже пару раз восторженно вскрикивали, приняв за желаемое то ли причудливые абрисы плывущих на горизонте облаков, то ли услужливо предоставленную беспокойным сознанием фата моргану.
— Вижу землю! — голос вперёдсмотрящего из 'вороньего гнезда' положил конец нашим мучениям. Толпа на палубе разом забурлила, вверх полетели матросские береты (у кого они были), кое-кто обнимался, нашлись даже такие, кто выражал свою радость отборными ругательствами. Пожалуй, спокойными на борту брига оставались только маги — поразительная выдержка!
Прошло довольно много времени прежде чем мы, наконец, отчётливо разглядели тёмную полоску далёкого берега. Над кораблём плели кружева воздушного хоровода уже десятки чаек, и с каждой минутой их становилось всё больше. Они приветствовали бриг громкими криками, звали за собой, манили восторженными обещаниями долгожданного отдыха…
— Остров! Это остров! — в голосе вперёдсмотрящего странным образом перемешались удивление и отчаяние.
Гул на палубе разом смолк. Неизвестный клочок земли в одно мгновение из обещанного рая превратился в тюрьму. Мне тоже стало не по себе — неужели конец всем надеждам? Несправедливо, глупо и обидно. А чайки над головой хохотали и издевались, откровенно радуясь дьявольской шутке судьбы…
* * *
Плавание для Харата стало сущей пыткой, даже лёгкое волнение вызывало у старого Мага приступы жесточайшей морской болезни. В отличие от остальных людей, которые обычно на второй-третий день вполне приспосабливаются и уже не обращают внимание на качку, Магистр постоянно мучался и практически всё время проводил в своей каюте. Фелум не знал, радоваться ему или огорчаться долгим отсутствием жертвы: с одной стороны у него полностью развязаны руки и можно спокойно подготовить план Жихора, а с другой — для финальной стадии присутствие Харата необходимо. Помощник Магистра Селиза не собирался героически погибнуть и хотел обставить дело так, чтобы самому при этом остаться в стороне. Поэтому от идеи тайком проникнуть в каюту Мага он отказался сразу — нет, тут требовалось пустить в ход всю изворотливость и талант, а уж по части хитрости и интриг агент Жихора мог поспорить с кем угодно.
Фелум присматривался к команде и пассажирам, тщательно изучал привычки людей и эльфов, постоянно находился на виду… Спустя несколько дней ни одно значительное событие на корабле уже не обходилось без его участия. Но в первую очередь специалиста по особым поручениям, конечно же, интересовал кок. Помощник Жихора нашёл к добродушному толстяку ключик достаточно просто — корабельный повар 'купился' на грубую лесть и казавшийся искренним интерес к своему ремеслу. Старая, как сам мир, истина не подвела и на этот раз — чем чудовищней ложь, тем быстрее в неё поверят.
Фелум хорошо знал, что команда побаивается того, что приходится плыть через море. И он
