в тыл раненых. Что еще сделали, так это оборудовали новые основные и запасные огневые позиции.
Наутро противник обрушил на нас орудийно-минометный огонь и снова бросил в атаку пехоту. Мы, подпустив ее поближе, открыли ураганный огонь. Так происходило несколько раз.
Вечером второго дня, когда боеприпасы снова были на исходе, фашисты предприняли самую сильную атаку и заняли окраину хутора. Мой взвод — под непрерывным обстрелом. Постоянно рвется связь с комбатом — связисты не успевают восстанавливать.
В разгар боя снова появился связной: Кении просит, чтоб я пришел к нему. Под разрывом снарядов и мин бегу ко второму орудию. Жуткая картина! Кругом воронки и убитые. Стонут раненые. Те, кто остались в строю, ведут непрерывный бой.
Наводчик Михаил Чекан говорит мне: «Слева, за теми кустами, шла сильная стрельба из пушек. А теперь тихо. Как бы немцы не зашли к нам в тыл!»
Ребята правы. Появился связной от комбата: занять круговую оборону, так как батарея слева разбита.
Пока я разбирался со вторым орудием, замолчало первое. Бросился обратно. Мать честная! Здесь картина еще страшней. Вражеский снаряд, разорвавшийся прямо перед орудием, скосил несколько человек. Пушку заклинило. Из расчета Медведева остались только трое. Обращаюсь к ним, а они не реагируют: оглохли от контузии.
Все вместе кое-как исправили орудие. Стал я и за наводчика, и за командира. Стрелял до тех пор, пока не выбили немцев из хутора.
Враг пытался наступать и в последующие дни, но наши части выстояли. А Кении, Чекан, Медведев, Караваев проявили исключительную храбрость и умение драться с врагом меньшим числом».
В Турде идут ожесточенные бои. Город — на горе, труднодоступен. В огромных трубах фабрик сделаны амбразуры. Там сидят снайперы и охотятся непрерывно. Мы несем обидные потери.
На обед приглашены Сапожников, Никитин, Грабар и все работники политотдела. Женщин было мало. Заянчковский сказал, что полковник Сапожников — человек строгих нравов. И потом, когда один из офицеров появился с молоденькой медсестрой, комбриг спросил: «Что, действительно он живет с ней как с женой?» И возмутился: «Ведь она ему в дочки годится! Безобразие! Постыдились бы солдат! Какой пример им подаем! Вы воюйте, а мы тут с вашими дочками…!
Тостов было много. Все желали Заянчковскому здоровья. Пили за разгром врага и окончание войны, за дружбу, за фронтовое братство.
Комбриг любил песни, да такие, чтоб все пели. Затянули: «Из-за острова на стрежень». Потом — про ямщика, «Хазбулат удалой», «Бродяга», «Степь да степь кругом»… Пели фронтовые, украинские, цыганские, грустные и веселые, маршевые и лирические песни.
Потом играли. Для игр были поставлены специальные столики. Шахматы, шашки, домино, карты. Но Сапожников предпочел в городки. И вот тут сражались два богатыря — комбриг и замполит. Игра была шумной, азартной.
Перебежками и ходами сообщения нам удалось преодолеть обстреливаемый участок. Прячась за стены домов, подошли к улице, пристрелянной снайперами. Нельзя ли обойти? Связной ответил: нет, в других местах еще хуже. Надо проходить быстро и по одному.
Я приготовился. Побежал. Пули взвизгнули рядом. Затем — Заянчковский и связной. Обошлось благополучно. Какая-то игра: попадут или не попадут, убьют или нет. Это было поистине испытание нервов.
Когда мы пришли на наблюдательный пункт 1844-го полка, я заметил: офицер отозвал связного и что-то выговаривал. Другой офицер сказал: «Товарищ подполковник, вы напрасно рисковали. На этой дорожке ежедневно теряем по два-три человека. Сидит где-то, нас видит, а мы его — нет».
Но не зря мы рисковали: начальник политотдела вручил партбилеты вновь принятым. Побеседовал с людьми.
Опустились сумерки. В домах зажглись огни. Кое-где запылали костры. Город зловеще огрызалгя свинцом. Слышались разрывы и свист шальных пуль. Наши готовились идти в атаку. Противник тоже предпринимал вылазки. Бойцы были настороже.
Подполковник засобирался:
— Пора отправляться. Желаю вам удачного боя!
Прощался с каждым за руку, а с офицерами даже обнялся. Это и понятно: война. Может, видимся в последний раз. Шли тем же путем и с тем же связным, но чувствовали себя более уверенно. Опасный перекресток миновали так же — перебежками.
В эту ночь спал крепче обычного. Во сне видел мать, дом. Видимо, остро почувствовал, что погибнуть можно мгновенно и запросто…
Через несколько дней город Турда был взят нашими войсками.
Вечером с Колесниковым пошли в госпиталь познакомиться с девушками. Увидели раненых, убитых, умерших. И так стало тошно, что все игривые мысли мигом исчезли. Помогли медсестрам перенести раненых и ушли. А девушки не забыли нас и пришли. Но мы отказались от свидания: «На посту!»
В этот же день, позднее, получили известие: бригаду наградили орденом Красного Знамени. Выстроились. Три раза прогремел салют. Поздравили друг друга и причастились вином. Обмыли, чтоб не ржавел орден и чтоб приглашал к себе другие награды.
