Алимджан сидел во дворе около очага, на котором варят плов. Очаг сложен из кирпичей и глины. Внутри разжигают маленький костёр. А над костром на кирпичи ставят тяжёлый котёл с крышкой, и там варится плов.
Сейчас в очаге огня не было, а лежала кучка золы. Алимджан сидел и чистил золой закопчённую миску. Лали велела.
— Эй, Алимджан!
Это прибежал Юсуф. Алимджан угрюмо посмотрел на него. Ему не хотелось чистить миску, и поэтому у него было плохое настроение. Юсуф присел около Алимджана на корточки.
— Чистишь, да?
— Сам видишь. А что тебе?
— Надоело.
— Что надоело?
— Дома надоело. То одно делай, то другое. Прямо как ишак какой. Теперь вон шерсть разбирать надо! Бабушка прясть хочет, а там колючки всякие…
— А ты?
— А я взял да убежал. Только, наверно, бабушка сейчас сюда за мной придёт. Разве от неё спрячешься!
Алимджан сунул миску в золу и посмотрел на Юсуфа.
— А мне, думаешь, не надоело? Думаешь, я не ишак?
— Давай уйдём куда-нибудь, — сказал Юсуф.
Алимджан сразу поднялся.
— Давай.
— Только ты умойся, — сказал Юсуф, — а то весь в золе.
Алимджан побежал к крану, поплескал в лицо водой, утёрся полотенцем, которое висело тут же, на гвоздике. На полотенце остались серые пятна, — сразу видно, что это Алимджан умылся.
— Пойдём.
Они вышли на улицу, захлопнули калитку.
— Куда? На канал?
— Нет, — сказал Алимджан, — мы пойдём на гору. Вон в тот сад, который на горе.
Юсуф согласился. И они дружно зашагали по дороге в гору.
Казалось, что сад на горе не так уж и далеко. Но идут, идут, а сад всё не приближается. Уже и кишлака не видно совсем, одни жёлтые каменистые склоны поднимались кругом, бугры, горные вершины. А дорога уходила всё дальше, всё выше. Стало жарко. Захотелось пить. Ноги еле двигались. То Юсуф вздохнёт, то Алимджан вздохнёт. А сад всё так же далеко, под самым небом.
Вдруг на дороге за поворотом загудела машина. Юсуф и Алимджан остановились. Из-за горы вышел большой грузовик, гружённый хлопком. Хлопок лежал в высоком кузове, как огромный снеговой сугроб. Машина прошла было мимо, но тут же замедлила ход и остановилась. Шофёр высунулся из кабины, и Алимджан сразу закричал:
— Папа! Уй, папа!
Отец вёз хлопок на хирман. Хирман — это место, куда со всех колхозов привозят хлопок.
— Почему вы здесь оказались, ребята? — спросил отец.
— Мы в сад идём, — ответил Алимджан. — Вон на гору.
— Ах, неразумные вы головы! — сказал отец. — Да ведь туда и до ночи не дойдёшь. Ну-ка, влезайте в кабину.
Алимджан, а за ним Юсуф уселись в кабину и поехали. Вот-то весело им было! Сколько раз Алимджан просил отца взять его с собой на хирман, так отец не хотел. А сегодня Алимджан и не собирался ехать, так отец сам позвал! Следом за отцовой машиной шли и другие машины, гружённые хлопком. Жёлтая пыль взвивалась из-под колёс. Так и ехали будто в тумане. Потом машины вышли на асфальтовое шоссе, и пыль сразу отстала.
Вот и хирман — большая площадь. На хирмане возвышались огромные кучи хлопка, такие высокие, что наверх ни за что не взобраться. Эти белые горы назывались бунтами. Отец высадил ребят, а сам подъехал к бунту, свалил хлопок. А отсюда на транспортёре хлопок пополз на верх бунта.
— Вот здорово! — сказал Алимджан.
— Да-а… — согласился и Юсуф.
Отец скоро управился. Ребята снова уселись к нему в кабину, и машина помчалась обратно. Но поехали они не в кишлак, а свернули в долину.
— Слезайте, — сказал отец, — отсюда до дома недалеко.
Алимджан и Юсуф слезли. Но домой не пошли. Здесь плантация была ещё больше, чем у них, возле кишлака. Коричневые кустики были густо покрыты белыми хлопьями, будто их снегом занесло. А народа не видно было.
— Ух ты! — сказал Алимджан. — Когда весь этот хлопок соберёшь!
— До зимы не собрать, — согласился Юсуф. — Ай, Алимджан, — вдруг закричал он, — гляди-ка! Машины!
— Машины! — закричал и Алимджан. — Вижу! Голубые корабли!
По широкой плантации шли четыре машины, которые сами собирают хлопок. Они шли рядом, ровно, как солдаты в строю. И каждая захватывала четыре ряда. Машины были голубые, как небо, они шли по хлопковой долине, будто корабли по морю. Поэтому их и называют голубыми кораблями.
Голубые корабли подошли к самому краю поля. Потом повернули и пошли обратно. И там, где они прошли, коричневые кустики словно сразу погасли, стали тёмными, незаметными. А голубые корабли уходили всё дальше и дальше.
— Есть хочется, — вздохнул Юсуф.
— И пить тоже, — отозвался Алимджан. — Пошли!
Они направились по дороге в свой кишлак. И вышли как раз на ту самую плантацию, на которой они вчера собирали хлопок. Здесь Алимджан увидел свою маму и Лали, а Юсуф тоже увидел свою маму и бабушку… И соседи были там же.
Алимджан подбежал к маме:
— Мама, вы тогда здесь всё собрали. А почему же опять?
— Вот, смотрите на него! — засмеялась Лали. — Не знает, как хлопок растёт. А ещё узбек!
— Неужели ты не знаешь, сынок? — сказала мама. — Тогда мы собрали хлопок. А наутро на тех же кустиках раскрылись новые коробочки. Вот и опять мы тут собираем. Так и будем ходить на это поле, пока ни одной коробочки на кустиках не останется. Разве ты это не знал, сынок?
Алимджан не знал. Просто не думал об этом. Однако сознаться, что не знал, он не хотел.
— Я знал, — сказал он, — только забыл. Но, мама, зачем вы тут руками хлопок собираете… Вон там машины есть. Пусть машины придут и соберут!
— Машин на все поля ещё не хватает, — ответила мама, а руки её так и мелькали среди кустиков, — а хлопок не ждёт. Собирать его надо, и не как-нибудь, а поскорее!
Тут Юсуф потянул Алимджана за рукав.
— Пойдём!
— Мама, а мы на хирмане были! — сказал Алимджан.
Мама так и охнула:
— Ой, верблюжатки вы мои! Такую даль ездили. Проголодались небось. Бегите домой скорее!
— Как только живыми остались! — с усмешкой сказала Лали.
— А вы когда же домой, мама?
— Ещё рано, сынок, поработать надо.
— Всё надо да надо. Эх! — сказал Алимджан и вспомнил недочищенную миску. — Пойдём, Юсуф!
Алимджан и Юсуф выбрались с плантации и пошли домой. Один — шерсть щипать, другой — миску чистить. Раз надо — значит, надо.
