извлечены странные предметы: непонятный пластиковый пистолет, при ближайшем рассмотрении оказавшийся водяным, нагрудный патронташ с широкими гнездами, в которых вместо патронов лежали небольшие пульверизаторные баллончики.
— Что это? — подозрительно спросил Харитонов.
— Святая вода, лучшее оружие против упырей, — ответил белобрысый. — Можешь проверить.
— Быстрее! — поторопил Сергей.
Он брызнул из баллончика в лицо Ивану и, убедившись, что с парнем ничего не случилось, уложил сомнительное оружие в джип Харитонова.
— Серега, возьми в бардачке наручники, — сказал Николай Григорьевич.
Ивана, со скованными за спиной руками, усадили в машину. Сергей сел рядом, не убирая пистолет в кобуру.
— Поехали. — Николай Григорьевич повернул ключ в замке зажигания.
Джип рванул с места и помчался в сторону трассы.
В машине Иван обессиленно откинулся на спинку сиденья, прикрыл глаза.
— Ты давай не спи, — сказал Харитонов, бросив в зеркало сердитый взгляд. — У нас к тебе много вопросов.
— Например? — поинтересовался белобрысый.
— Зачем вампирам моя сестра? — отрывисто проговорил Сергей.
— А зачем вампирам вообще молодые девушки? — криво усмехнулся Иван.
Сергей выразительно поднес к его носу пистолет:
— Не ври.
Ему не верилось, что за Дашкой так долго и упорно охотились только для того, чтобы полакомиться ее кровью. Зачем такие усилия, когда можно выбрать любую девчонку в ночном клубе? Вампир-маньяк доказал, что это очень просто.
— До семи утра с нею ничего не случится, — слабеющим голосом проговорил белобрысый.
— Почему?
Иван не ответил: то ли уснул, то ли потерял сознание.
— Не тронь его, Серега, — сказал Харитонов. — У него весь затылок в крови. Видно, об камень приложился. Или приложили. Пусть отдохнет. Если он и правда охотник, то его помощь пригодится, а если вампирячий выкормыш — так все равно ни слова правды не дождемся.
Сергей неохотно согласился. Белобрысый крепко спал, тяжело дыша и постанывая во сне.
На запястьях и щиколотках с хищным клацаньем сомкнулись кольца кандалов, соединенные тяжелыми цепями. Евгений, сковав девушку, мягко толкнул ее к стулу, бросив равнодушно:
— Присядьте пока.
Все это напоминало дурной сон, липкий кошмар, из которого невозможно было вынырнуть.
— Выпьем.
Рэм Петрович взял хрустальный графин, разлил вино по изящным бокалам и передал каждому из присутствующих. Не досталось только Даше и старику.
Девушка уловила тонкий, едва различимый запах — сладковато-соленый, отдававший медью. В бокалах была свежая кровь.
— За ритуал! — провозгласил профессор.
— За ритуал! — подхватили остальные.
Вампиры пригубили из бокалов, и это словно бы сорвало с них маски. Даша переводила взгляд с лица на лицо и видела в их выражениях то, что было скрыто от нее раньше. Мертвые глаза Тамары, рот, растянутый в оскале, испачканные кровью зубы… За доброжелательностью Рэма Петровича прятались алчность и подлость. Улыбка Миши была притворной, а под нею таился холод. Величественное спокойствие Анастасии Станиславовны на самом деле было равнодушием, а военная выправка Евгения — напряжением дикого зверя перед прыжком.
Вот какие они, вампиры. Ничего общего с утонченно-гламурным образом, навязанным книгами и кинематографом. Перед Дашей были звери — не животные, а именно звери, частицы того, древнего, библейского. Дети Сатаны, воплощение смертных грехов. В них не было ни капли сострадания, добра, любви — всего того, что в той или иной мере свойственно людям, пусть даже самым заблудшим. Сгустки абсолютного зла, они жили по своим законам, руководствовались своей логикой, непонятной для смертных. Каждый глоток крови поднимал из глубин их нутра то страшное, темное, что до поры пряталось под человеческими масками.
Красивые лица теперь напоминали морды то ли гиен, то ли еще каких-то зверей, и только лицо Дениса не изменилось. Оно выражало бесконечную боль и скорбь, а в карих глазах блестели слезы. Сердце Даши оборвалось от жалости к нему, а потом застучало сильнее: он любит, все равно любит! И ни его сущность, ни все происходящее не в силах это изменить!
По знаку Рэма Петровича вампиры засуетились, сдвинули в угол жалобно зазвеневший хрусталем стол. На его месте обнаружился большой прямоугольный камень, который до поры прятался под скатертью. Серую поверхность прочерчивали тонкие желобки, складывавшиеся в странную фигуру. Евгений с Антоном скатали пушистые ковры, лежавшие вокруг плиты, обнажив каменный пол с мозаичным рисунком, выложенным из осколков разноцветного мрамора. Узор образовывал большой пентакль.
Анастасия с Михаилом внесли предметы, выглядевшие загадочно и страшно: черные свечи, металлические жаровни, мешочки, наполненные чем-то едко пахнущим, старинные книги. Рэм Петрович доставал из стенного шкафа одеяния из черного шелка — то ли рясы, то ли плащи с капюшонами.
— Давайте поболтаем, пока они тут все обустраивают, — дружески проговорил старик. — Вы очень красивая девушка. Я даже не отказался бы присоединить такую очаровательную синьорину к моей свите… Хотя это невозможно, вы слишком чисты и безгрешны. Даже удивительно, что в такое грязное, безнравственное время сохранились еще подобные вам…
Даша следила взглядом за Рэмом Петровичем, который расставлял по углам треноги и водружал на них медные кадильницы. Старик зашелся в кашле, хрипя и сотрясаясь. По подбородку потекла розоватая слюна. Его дыхание пахло мертвечиной, а в уголках глаз собрался белесый гной. Он с трудом отдышался и, заметив выражение отвращения на лице девушки, с усмешкой произнес:
— Что, милая синьорина, я вам противен? Понимаю. Я мерзок даже сам себе, чего уж говорить о юных девах. Но ничего, скоро все изменится. Именно для этого вы здесь и находитесь.
Обещание, прозвучавшее в его голосе, заставило девушку содрогнуться от ужаса. Не обратив на это никакого внимания, старик продолжил:
— Михаил… на самом деле его зовут Джьякопо, но для непосвященных он Михаил… Так вот, он сделал чудесное открытие. Благодаря ему я могу надеяться… Я ждал сегодняшнего дня шесть лет. Шесть долгих лет, наполненных болью, страхом и беспомощностью. Мне ведь пронзили сердце серебряным кинжалом. Пронзили сердце! Если б не сила Высшего, я умер бы на месте. Но я умирал медленно. Знаете… — Он наклонился вперед и перешел на заговорщицкий шепот: — Я даже не мог обращать! Так далеко зашла моя болезнь. Все адепты ждут дара бессмертия, а его нет! Потому что главный бессмертный умирает! — Он затрясся в мелком беззвучном хохоте, обдавая Дашу вонью тухлого мяса. — Бессмертный умирает! Дивный каламбур, не находите? Такова ирония нашего существования. Это вам не сладенькие кровососы из фильмов! Вы любите вампиров? Впрочем, что это я: конечно, все юные девы любят вампиров. Так смотрите, милая синьорина, смотрите на нас настоящих! Не каждому смертному выпадает такая честь — увидеть истинных стриксов…
Евгений с Антоном установили за границами пентакля небольшую кафедру, положили на нее раскрытую ветхую книгу. Анастасия Станиславовна расставила по всему периметру звезды толстые черные свечи.
От запаха разложения, пугающего смеха и странных, почти бессвязных слов старика у Даши закружилась голова. Она отвернулась, посмотрела на Дениса. На какое-то мгновение их взгляды встретились, и девушка увидела в глазах любимого — все еще любимого, несмотря на его предательство, — бесконечную тоску и боль.
— Уже четверть седьмого, — сказал Михаил-Джьякопо. — У нас все готово, мой господин.