— За магнолией я! Селедочной! Гвяздовский с пани договорился и уже подобрал! И оплатил. За магнолией я! Слышите? За магнолией!
— Что за селедочная магнолия такая? — спросила меня Малгося. — Никогда не слышала.
— Я тоже. Охотно бы поглядела.
Интересное зрелище закончилось раньше, чем нам бы хотелось. Совместными усилиями Вандзю оторвали от Хени. В ответ на вопрос комиссара Хеня подтвердил, что да, он Хенрик Вензел. Поскольку во время шума нам удалось-таки занять позицию за серебристой елью, мы все слышали.
— Насчет магнолии не возражаю, — стиснув зубы, говорил комиссар, — но потом вам придется поехать с нами. Слишком уж большую прыть проявили вы в то воскресенье, а в данных вами показаниях все переврано. Очень жаль, но ничего не поделаешь. Надо все уточнить. И надеюсь, теперь-то вы не станете стараться убедить нас, что пани Вандзя Сельтерецкая для вас просто малознакомая особа.
И, обратившись к заплаканной Вандзе, заявил, что и ей тоже придется проехаться в полицию,
— Вы уверяли нас, пани, что вам нет никакого дела до пана Вензела. Теперь я убедился в этом лично.
И опять вмешалась жилистая баба.
— Да оставьте вы в покое эту идиотку! — в гневе вскричала она. — Я и без нее все вам объясню, а с этой кретинкой вы все равно не договоритесь. Ничего плохого она не сделала, только глупа и непослушна, а тут уж ничем не помочь. И пусть он берет магнолию, она у меня только место занимает…
Сейчас они могли хоть десять трупов мне предъявить или на головах ходить, но от магнолии меня ничто не в силах оторвать. Не обращая внимания на протест Малгоси и ее предостерегающий шепот, вообще ни на что не обращая внимания, я подкралась к магнолии.
Лососёвая! Ну прямо цвета настоящего лосося! То-то у парня рыбы перепутались, ему наверняка заказали магнолию лососёвого цвета. Красота необыкновенная! Я тут же решила завести себе точно такую же. Скажу Ришарду.
Менты уехали, оставив Хеню с его селедочной магнолией, остались и мы на поле боя.
Жилистая особа, Анна Брыгач, владелица небольшого питомника, была родственницей и опекуншей глупой Вандзи Сельтерецкой, которая после отъезда мужчин прекратила рев и вытерла глаза.
Собравшись с духом, я осторожно заговорила с ней и стала расспрашивать о других обожательницах покойного красавца Мирослава. Тут Вандзя и вовсе позабыла о недавних слезах, гневно принялась рассказывать о всех, кого знала. Когда я упомянула Вивьен Майхшицкую, гнев превратился в ненависть и выплеснулся гейзером.
— А это самая последняя тварь! — в исступлении крикнула она. — Какой свет не видывал. Мирек ее на дух не выносил, еще бы, ведь страшна как черт, а она без зазрения совести так нахально липла к бедняге, что он и не знал, куда от нее деться. Ну как пиявка впилась в человека, не оторвешь! Как гангрена последняя! В зеркало бы на себя поглядела! Уверена, именно она и убила его из злости и зависти, чтоб никому не достался, раз ее не хочет! Уж не знаю, как у них там получилось, но уверена — она.
— Нет, не она, — мягко возразила я. — Не она. Она мертва. Вам не сказали?
— Ну и что, если мертва? — не осознав случившегося, в ярости кричала Вандзя. — Чтоб ее черти побрали!
— Уже побрали, успокойтесь…
— Эта жаба поганая на все способна! Что?! Как вы сказали? Мертва?
— Ну да, и скорее всего — он ее и убил.
— Как это?
Коротко передав суть случившегося, я заметила, что самоубийство исключается, разве что несчастный случай, но главное слово за медэкспертами. Скорее, кто-то другой прикончил обоих. Она лежала у себя в квартире, он у себя, так что домой вернулся наверняка живым…
И тут подумала: ведь возможен и такой вариант, а я тут девушке лапшу на уши вешаю. Еще ничего не доказано, а ведь она могла помчаться следом за красавчиком, кокнуть его у него в доме, потом вернуться к себе и тут… И тут опять же неизвестно, что произошло. Или ее кокнули, или сама так неудачно поскользнулась и со всего маху грохнулась головой о чугунную окантовку батареи.
А Вандзя так и просияла вся. Ей очень понравилась моя версия: казанова убил надоевшую ему бабу, ее соперницу. Разговор наш очень оживился, теперь Вандзя отвечала на все мои вопросы без колебаний.
— А как же, вечно что-нибудь ему преподносила! — услышала я. — То духи какие-нибудь особенные, то галстучек, а вот еду, что она приносила, в рот не брал, сразу в унитаз выливал! Конечно, собственными глазами видела, и не один раз. А однажды даже кружку в сердцах грохнул об пол, и вдребезги, хотя кружки он, в принципе, собирал, но от нее не хотел взять. Что? Зажигалку? Какую? Минутку…
— Такую деревянную. Темно-коричневую, настольную. Знаете, такие большие бывают…
— Она на полке стояла?
— Должно быть, на полке, где же еще?
— Тогда знаю, о чем вы говорите. Действительно, стояла на полке. Но он получил ее давно, когда мы познакомились, она уже там стояла. Наверняка от этой мрази и получил ее в подарок, она очень такая… декоративная. Что-то он о ней говорил… сейчас припомню… вроде какой-то родственник, что ли… ага, вспомнила, что это чужая вещь, грымза ее украла, так что он даже и выбросить ее не может. И жалко, вещь дорогая. Но если кто хватится и к нему с претензиями, то неприятности будут.
И точно, еще какие неприятности! Мирек свою заменил моей… Пасечники вернулись из-за границы… Из Штатов, возможно, там встретились с Бригидой. Бригида требовала возвращения зажигалки, Мирек подбросил им мою, свою оставил на всякий случай, раз такие с ней сложности, и чтобы грымза не скандалила…
— Она там часто бывала у него?
— Лезла к нему, почитай, каждый день, да он ее не впускал. Избегал всеми способами. То просто не отпирал дверь, то делал вид, что его нет дома, или Габриэлу на нее напускал. Свою сестру, значит. Но бывать бывала.
Теперь надо было задать очень щепетильный вопрос, как бы это сделать поделикатнее? И я, запинаясь, начала:
— А не было ли у пана Мирека… какой-нибудь… такой поклонницы, скажем, которой он мог подарить зажигалку? Презент сделать, так сказать…
Вандзя удивилась:
— Так ведь она у него стояла, никому он ее не дарил. И вообще, это они ему презенты делали, а не он им. Каждая когтями вцеплялась и тянула к себе изо всех сил и всеми способами пыталась привлечь его внимание, завоевать, так сказать, благосклонность, то одним, то другим подольститься. Одна клиентов ему подыскивала, другая рекламу делала, третья дорогими подарками осыпала. Специально выискивали, что бы ему такое особенное подарить, не считались ни с затратами, ни со временем, лишь бы он на них внимание обратил. Только я одна…
И опять не удержалась от слез, но быстро заставила себя успокоиться, потому что на горизонте появилась пани Анна:
— Да и на тебя ему было наплевать, глупая ты курица, и я давно тебе это говорила. И во что ты превратилась из-за этой саранчи подзаборной? Не человек, а прямо компост какой-то, тобой хоть пол подтирай, никакого уважения от людей, знают, ты в его руках была послушным орудием и все исполняла, что ему заблагорассудится, так что твоему слову никто не верил. Бедный Хеня не знал, куда от стыда глаза девать. Уж он из-за тебя напереживался — страшно сказать.
— Хеня его не… — отчаянно крикнула Вандзя.
— Но они думают, именно он!
Оставив зажигалку в покое, я тоже переключилась на полицию:
— Да, кстати, я знаю, менты тут были. Что вы им сказали?
— Ничего! — возмутилась Вандзя.
— Почти ничего, — подтвердила ее слова пани Анна. — Но именно такое вот красноречивое молчание — все равно что ты его пальцем поманила. А я знаю, что это не он, и тоже им этого не скажу, потому что… ну… потому!
