стали быстрее, и наконец она полностью предалась порыву разрушения, даже не подозревая, насколько это приятно ей. Когда земля оголилась, она провела на ней бороздки, которые вдруг сложились в какой-то рисунок. Потом она сломала ветку и бросила ее на поляну. Было абсолютно тихо, с полей не доносилось даже ветерка. Только один раз прозвучал звонкий голос баронессы, созывающей детей на ужин. В наступившей затем тишине послышалось что-то вроде пения. Мелодия была хорошо знакома девочке. Она доносилась из беседки.
Рената сняла сандалии, вытряхнула оттуда камешки и медленно надела их опять. Потом она направилась в сад. Она шла, часто останавливаясь, чтобы оттянуть мгновение, приближающее ее к нежеланной цели.
Перед дверью беседки лежал Пако. Рената не сомневалась в том, кто был внутри.
Дверь была закрыта на задвижку.
— Это я, — сказала девочка и постучала. Мелодия вальса, которую только что напевали, прервалась.
— Наконец-то, — сказала Камилла. — Я уже несколько часов жду тебя здесь. Заходи.
На полу было расстелено одеяло, на нем лежала старая подушка, рядом валялась пачка иллюстрированных кинопрограмм.
— Тебя ищет твоя мама, — сказала Рената, уже ни на что не надеясь.
— Что ей еще остается делать, — ответила Камилла. — Садись.
Рената медленно опустилась на краешек одеяла. Камилла перевернулась на живот, оперлась на локоть и пристально посмотрела на ребенка.
— Рассказывай все подробно с самого начала, — сказала она.
Рената схватила программки:
— Какие красивые, у меня таких нет, можно посмотреть?
Камилла со злостью швырнула программки в угол.
— Позже я отдам их тебе и ты сможешь посмотреть их у себя. А сейчас говори, — сказала Камилла.
— Баронесса долго не приходила, — начала Рената.
— Ну и что дальше? Потом ведь она пришла. Что она сказала?
— Она спрашивала меня, что делают мои родители за городом.
— Какое ей дело до них? Пусть она лучше заботится о своем бароне. И его похождениях.
— Да. А потом я смотрела, как она вышивает передник для Антонии.
— Дорогая, — сказала Камилла и придвинулась ближе к девочке. — Это меня не интересует. Что она говорила о Винценте?
— Сейчас, — сказала Рената. Она встала с одеяла и теперь сидела на полу. Через тонкую материю летнего платья она ощущала каждую выемку на широкой, массивной доске пола. В маленькой беседке было очень жарко. Зной долгого летнего дня проникал сюда через щели в стенах, собирался под потолком, становясь все плотнее, и потом уже не находил обратной дороги в прохладу вечера.
— Я хочу пить, — сказала девочка.
— Подождешь, пока я не узнаю, что баронесса рассказала о Винценте и его письме.
— Когда Винцент вернется, ему не надо будет ходить в школу.
— Рената, — сказала Камилла и села, выпрямившись, — я знаю, ты ведь неглупая девочка. Я знаю, что ты тоже знаешь, что Винценту не надо больше ходить в школу. Или ты в самом деле спрашивала об этом?
Ребенок кивнул.
— Ну хорошо. А о письме, о письме ты спрашивала?
В сумерках зубы Камиллы казались белее, чем обычно. Она часто дышала, так что дыхание достигало глаз Ренаты. Девочка закрыла глаза. После долгой разлуки она вдруг почувствовала, что очень соскучилась по маме.
— Скоро приедут мои родители, — сказала она. — Мне нужно идти.
— Да, сейчас ты пойдешь, — сказала Камилла нежно, внезапно переменив тон. — Ну скажи, ты спрашивала о письме?
— Пако, — крикнула Рената и быстро встала. — Пако, пойдем, я тебя покормлю. Винцент написал, чтобы Камилле передали привет от него.
Рената прислонилась к двери, отвернувшись от Камиллы, и разговаривала с собакой, которая стояла за дверью. Ее хвост с равномерным стуком ударялся о дерево.
— А знаешь, Пако, что еще Винцент написал? Он попросил, чтобы Камилла сама написала ему письмо.
Рената открыла дверь, одним прыжком выскочила на улицу и побежала по поляне. Рядом бежала собака.
— Рената, Рената, это правда? — кричала ей вслед Камилла, которая осталась стоять в темном проеме открытой двери.
— Да, да, да, — отвечал ребенок, уже исчезнув из виду. Ее звонкий голос быстро удалялся. Камилла прижалась к косяку двери. Она была готова поверить в то, что сказала ей девочка.
— Ты должна поговорить с Грегором, — сказала Инга.
Я с радостью приняла предложение Инги проводить меня домой. У Инги всегда было свободное время, ее никто не ждал с тех пор, как умерла, будучи уже в очень преклонном возрасте, ее мама. Одну остановку мы проехали на автобусе. Ту, что я не проехала вчера из-за Камиллы Эрб. Инга, естественно, знала о моих отношениях с Грегором, но не имела никакого представления о их непрочности, о наших проблемах.
— Грегор, — сказала я, — почти ничего не знает о наших с Юргеном решениях при разводе, особенно о тех, что касаются Матиаса. Я, собственно, никогда с ним об этом не говорила. Да его это вообще-то никогда и не интересовало. Мне нужно рассказать ему обо всем более подробно.
— Это твоя ошибка, — вступилась за него Инга, — ты должна как можно быстрее исправить ее. Вот увидишь, если ты обо всем расскажешь, он найдет способ помочь тебе. В этих вопросах мужчины действуют смелее, чем женщины.
Она была права. Во всем, что касается Матиаса, Грегор никогда не позволит себе поддаться чувствам.
— У меня есть хороший адвокат, — сказала я, — он уладит мое дело. До совершеннолетия сына Юрген не имеет права что-то предпринимать. То есть у меня есть еще два года.
— А как Матиас, — хотела знать Инга, — относится к своему отцу? Он может поддаться на его уговоры и сделать что-нибудь наперекор тебе?
Я не спешила отвечать.
— Нет, — сказала я потом, — он не послушает отца, который три года не заботился о нем.
Правда, до конца я в этом не была уверена. Я никогда не спрашивала об их переписке и совершенно не представляла, что думал об отце Матиас за эти последние три года. Я знала, что Матиас был в отчаянии, когда Юрген так далеко уехал. Но, с другой стороны, это расстояние могло многое смягчить между ними и способствовать тому, что Матиас простит отца и тот издалека предстанет перед ним в выгодном свете. Юрген стал там, как я узнала, влиятельным человеком. Он сделал еще более успешную карьеру, чем здесь. Семнадцатилетнему юноше это может понравиться. Да еще когда эти успехи совершаются в таком экзотическом месте. Тем более что интернат он покидает лишь для того, чтобы навестить мать — стареющую бюрократку без всяких успехов по службе, которая снимает квартиру и имеет ненавистного сыну молодого любовника.
Обо всем этом я и раньше много думала, но всегда отодвигала эти мысли в сторону, чтобы хоть как-то жить дальше. Теперь я уже не могла так просто отделаться от них. Я жалела, что ни разу не спросила Матиаса о его отношении к Юргену. Эта тема всегда была для нас запретной. Я чувствовала, что Матиас не хочет говорить об этом, и боялась, что он скажет мне неправду, если я заговорю об отце.
Я попросила Ингу зайти ко мне. Она сначала не хотела, но потом согласилась.
Я заранее знала, что фрау Хорнберг объявится сразу же, как только увидит меня с кем-то. И
