Лилька, не обращая внимания на мою болтовню, тараном двинулась к столу и цапнула пустую бутылку.
– Петь! Абсент! Настоящий «Король духов»! Семьдесят долларов бутылка! Где взял, его же нет у нас в городе в продаже? Петь, где ты берешь Житан и абсент?
Я вздохнул и пожал плечами:
– У французских проституток.
– Тогда не спи на Танькином одеяле! – фыркнула Лилька и ушла.
День прошел отвратительно. События катились все усиливающейся лавиной, и к вечеру я уже ждал, когда же меня завалит.
В обед примчалась Ритка.
– Дроздов, твой Вован опять натворил, черт знает что! Со своей компанией избил вчера восьмиклассника из третьей гимназии. У того перелом ключицы, сотрясение мозга, ушибы, и самое паршивое, что они, когда его били, орали: «Бей его, как Дрозд учил!» Многие это слышали.
Я опешил:
– Рит, Вован не был ни на одной физкультуре, и секцию не посещает! Он же лентяй, прогульщик и бездельник.
– Да они все помешались на твоих уроках. На переменах, и на улице только и делают, что приемы друг другу показывают. Так что и прогульщики тренируются.
– Я учу не бить, я учу не бояться.
Ритка кивнула.
– Отморозков хоть в шахматы учи играть, они отморозками останутся. А вообще, про тебя в городе легенды ходят, и многие мамаши, у кого дети вечно битые, собираются их переводить из других школ в эту.
Это сообщение напугало меня еще больше, чем новость про Вовочку. Стать легендой в моем положении было крайне неосторожно.
– Рит, ты можешь в школе пока не сообщать про ... Вовкины подвиги? У меня тут и так неприятности.
Ритка прищурила свои и так вечно сверлящие глаза, и мне захотелось задвинуться за шкаф: мент он и в юбке мент.
– Не скажу, Дроздов. Если надо, не скажу. Только сам понимаешь, город маленький, все равно известно станет.
– Вовке что будет?
– Папаша отмажет, как всегда.
На перемене я увидел, как Вован нырнул в туалет. Сегодня был тот редкий день, когда он не прогуливал школу. Я одним бесшумным прыжком влетел вслед за ним. Он уже стоял в кабинке и дверь была приоткрыта, ввиду отсутствия на ней шпингалета. Ремонта туалеты так и не дождались, и Вован стал жертвой этого обстоятельства. Он стоял ко мне спиной с соблазнительно спущенными штанами. Я одним движением вырвал армейский ремень из своих штанов, одной рукой пригнул его мордой к унитазу, а другой начал хлестать по рыхлой заднице. Бил я его долго и сильно. Вован не дергался и не кричал. Он понял, что тот, кто сзади – гораздо сильнее. Он только пыхтел и посапывал, рассматривая недра унитаза. Я остановился, когда его зад стал походить на вызревший помидор. Он даже не посмел оглянуться, и я ушел неопознанный. Кажется, великий педагог Макаренко тоже не прочь был врезать некоторым своим воспитанникам. А таких, как Вован, драть нужно с пеленок, а не отмазывать.
На педсовете Ильича почему-то не было. Дора величественно сообщила всем, что единственный педагог-мужчина, увы, оказался позором школы.
– Вы, Дроздов, – ткнула она в меня жирным, в перетяжечках, как ляжка младенца, пальцем, – аморальный тип! Я ставлю вопрос о вашем дальнейшем пребывании в школе. Ваши уроки – балаган. На истории – пошлые анекдоты, физкультура – сплошное мордобитие, ОБЖ – пособие для террористов.
Я открыл было рот, но вспомнил, что не должен «выделываться».
– Дети берут с вас пример. Они стали наглые и драчливые.
– Сильные и раскованные, – пискнула Лилька.
– А с вами давно все ясно! – Дора потыкала пальцем-ляжкой в меня и в Лильку. – Вы предавались разврату прямо в кабинете, даже не заперев дверь, причем в извращенной форме. – Видимо, она имела в виду фартук. – А потом, Дроздов, вы нажрались, как свинья, и в дурацких очках, с платком на голове, шлялись по коридорам, вытянув вперед руки, заваливаясь на стены, и стукаясь лбом о косяки.
Тут я возмутился:
– У меня был гипертонический криз!
Дора опешила:
– В очках?
– Да. И голову завязал, чтоб не болела.
– Это вы расскажете доктору. А еще, – тут она выложила перед изумленным женским коллективом козырную карту, – вы извращенец! Сегодня вас видели выходящим из туалета, на ходу застегивающим ремень. Вслед за вами вышел Брецов, красный как рак и очень испуганный. Он держался рукой за зад, пугливо оглядывался, и в результате сильно ударился головой о противопожарный шкаф. Он упал, у него синяк, ушиб, и, может, даже сотрясение мозга. Что вы делали с ребенком в туалете? Вы гомосексуалист?!
Десятки женских глаз с ужасом уставились на меня. Этого я вынести не мог.
– Я его выпорол! – заорал я. – Выпорол! Можете допросить, обследовать этого подонка! Его никто не порол, а я выпорол!
– Да не порол он его! – снова подала голос Лилька. – У Брецова хронические запоры, он всегда выходит из сортира красный и держится за зад. Я знаю, моя тетка – участковый терапевт, он к ней часто ходит.
Дора схватилась за голову. Татьяна-художница подняла худую лапку:
– А еще Петр Петрович принимает у себя ... девушек по вызову. Прямо на территории школы он занимается с ними ... сексом.
– Ну вот! Значит, не гомосексуалист! – радостно вступилась Лилька. – Раз со мной в извращенной форме, и с девушками ...сексом. Кстати, девушка – такая длинная?
– Да, – потупилась художница.
– Я знаю, это журналистка из «Криминала». Она приходила брать у Дроздова интервью о его новой экспериментальной программе.
– Лежа? – спросила Татьяна.
– А что? Новые технологии...
Дора схватилась за сердце. Педсовет пошел не по ее сценарию. Методом голосования она попыталась выяснить мнение коллектива относительно меня. Она была из тех, кто, идя к власти, хотел оставить впечатление, что представляет интересы большинства. К моему огромному удивлению против меня проголосовали меньше половины учителей. Среди них была Татьяна. Остальные отметили, что мое классное руководство пошло на пользу 10 'в' – успеваемость и дисциплина повысились, что немного учителей, которым дети смотрят в рот, и, вообще, мужики, желающие работать в школе на дороге не валяются, так что можно простить мне маленькие слабости. Обвинение в гомосексуализме – бред, а Брецова давно пора выпороть всем коллективом, наплевав на влиятельного папашу. Я и представить себе не мог, что наши консервативные классные дамы так неплохо ко мне относятся. В завершении встала пожилая математичка Антонина Савельевна и горячо воскликнула:
– Да вся школа на нем держится! У него куча часов, секция, где кого подменить – Дроздов, где что сломалось – Дроздов с молотком бежит, трубу в туалете прорвало – Дроздов, закатав штаны, воду черпает. И потом, вся экспериментальная программа на нем. Через год мы сможем подать заявление о специализации школы и присвоении ей статуса гимназии.
Я засмущался от своей положительности. Дора Гордеевна неровно покраснела, но победителем я себя не чувствовал.
