– Все очень просто, о Хасан, – сказал Ильдерим. – Я спущусь вниз, доеду до ближайшего города и продам эту воду. Вот и все, что с ней связано.
– Ты шел за этой водой только ради того, чтобы продать ее? – изумилась я.
– Разумеется, о Хасан, я же купец! – гордо заявил Ильдерим. – Я продам эту воду, и мне дадут за нее хорошие деньги, и я поеду с этими деньгами к магу аль-Мавасифу, и заплачу ему за свой волшебный перстень. Вот и все, о Хасан. Денег этот старый мошенник требует немалых, но перстень мне необходим, и достать деньги иначе я тоже не мог.
Я не поверила своим ушам – Ильдерим собирался к аль-Мавасифу. И сразу я вспомнила все свои печальные обстоятельства – и гибель брата, и похищение Зумруд, и мою нужду в каменном талисмане.
Судьба смеялась надо мной – она то забрасывала меня к Багдаду, когда Зумруд была в четырех месяцах пути от него, то закидывала в Облачные горы к аль-Мавасифу, когда у того уже не было талисмана. Талисман ждал меня в башне старого мага, но кто бы указал мне хоть, в какой стороне света стоит эта самая башня?
– А хочешь ли ты, о Хасан, узнать, зачем мне понадобился перстень? – лукаво спросил Ильдерим.
– Хочу, о Ильдерим, – задумавшись о своих бедах, отвечала я.
– Помнишь ли ты, о Хасан, обстоятельства нашей встречи, которая нам обоим показалась сном? – полюбопытствовал Ильдерим.
– Еще бы мне их не помнить! – воскликнула я.
– А знаешь ли ты, о Хасан, что я проснулся у себя дома, как обычно, и решил, что все бывшее с нами – пучки сновидений, и позвал невольников, чтобы они дали мне умыться, и велел принести себе столик с едой, и помолился, как положено?…
– Все это я знаю, ибо именно так и пробуждаются правоверные, – сказала я. – Продолжай, о Ильдерим.
– И вот, когда я надел свой кафтан и фарджию, и протянул руку за своей саблей, в руке моей оказался вот этот клинок…
Тут только я заметила, что на боку у него сабля моего отца.
– И я вспомнил, как мы нечаянно обменялись саблями, и понял, что это был не сон! – воскликнул Ильдерим. – И возмущение охватило меня. Я позволил распоряжаться собой гнусной джиннии, распутнице и порождению греха! И я вышел из хана, и мне подали коня…
– Ты же сказал, что она вернула тебя домой, о Ильдерим! – напомнила я.
– Мой дом – хан, где ночуют странствующие купцы, – отвечал он. – Конечно, в Басре у меня есть настоящий дом, и когда я состарюсь, я вернусь туда, и куплю ковры, и заведу невольников, и каждый вечер у меня будут собираться сотрапезники для пира, и мы будем приглашать певиц и лютнисток… Но на все это нужны деньги, о Хасан, а у меня их пока нет – по крайней мере в таком количестве. Поэтому я странствую по дорогам и вожу товары из одного города в другой. Так вот, я вышел из хана, сел на коня, и поехал в горы, туда, где, как мне сказали, должен быть источник Мужчин. А по дороге к источнику я заехал к аль- Мавасифу, и долго разговаривал с ним, и в конце концов он дал мне перстень, и прочитал над ним заклинания, и я теперь свободен от власти марджаны! И более того – она повинуется тому, в чьих руках находится этот перстень. И достаточно потереть его – и она явится на зов и выполнит все желания. А чтобы она исчезла, достаточно просто нажать на камень. Вот что изготовил мне аль-Мавасиф, но получил этот перстень я в долг, и если я не верну ему в срок денег, он прочитает другие заклинания и перстень потеряет свою силу.
– Но ведь ты мог поступить куда проще, о Ильдерим! – сообразила я. – ты мог потереть перстень, вызвать Марджану и велеть принести столько денег, сколько от тебя потребует маг аль-Мавасиф!
– Я никогда не стану ее вызывать, о Хасан, – серьезно отвечал Ильдерим, – ибо было между нами из близости то, что было, и ради этого я не стану унижать ее. Ведь она, хотя и скверная, хотя и джинния, но все-таки женщина, и она любила меня любовью женщины. Лучше уж я продам воду из источника Мужчин и выкуплю свой перстень.
– Пожалуй, стоит и мне обратиться к аль-Мавасифу за таким перстнем, сказала я. – Ибо любовь джинний поистине утомительна.
– Мы вместе доедем до города, продадим воду и отправимся к аль-Мавасифу, – пообещал Ильдерим. – И я замолвлю за тебя словечко. Но чем ты собираешься расплачиваться, о Хасан?
– У аль-Мавасифа есть гадательные книги, о Ильдерим, – объяснила я. – В них он наверняка вычитает о судьбе моего рода. А когда он поймет, кто я, и узнает о моих обстоятельствах, он тоже даст мне перстень в долг, о Ильдерим.
– Если бы ты знал это порождение скверны, аль-Мавасифа, ты не говорил бы так, о Хасан, – заметил Ильдерим. – С меня семь потов сошло, прежде чем я убедил его дать мне перстень в долг!
– Боюсь, что ты не записан в гадательных книгах, о Ильдерим, – сказала на это я. – Что же касается моего рода и меня, можешь не сомневаться!
– Ты же назвался сыном кади, о Хасан! – напомнил Ильдерим.
– Дай мне увидеться с этим магом, о Ильдерим, – сказала я. – И тогда посмотрим!
Поскольку открыть правду о себе я не могла, а с магом увидеться для меня было крайне важно, а Ильдерим не желал мириться с моими намеками, наш спор затянулся, и мы пререкались всю дорогу, до самого города, где первым делом отправились на рынок.
Уже вышли на рыночную площадь метельщики, а последние запоздавшие купцы собирались запирать лавки, когда мы подъехали к крытым галереям и сошли с коней.
– О правоверные, о купцы! – возгласил Ильдерим, и я отшатнулась, такой у него оказался зычный и пронзительный голос. – Вот вода из источника Мужчин! Всего капля этой воды – и евнух становится мужем! Одна капля – один динар – о правоверные!
Я так и не поняла, откуда вдруг взялась толпа, окружившая нас и взывающая о воде. Но то, что большинство составляли евнухи из гаремов местной знати, я поняла сразу.
– Послушай, о Ильдерим! – стала я дергать его за полу кафтана, пока он торговался, отливая воду и получая деньги. – Послушай моего совета! Нам немедленно надо убираться отсюда, о Ильдерим!
– Ради Аллаха, что за глупость пришла тебе в голову, о Хасан? – недовольно спросил Ильдерим. – Мы сейчас распродадим всю воду, и пойдем в хан, и нам принесут еду и вино, и наши покупатели станут нашими сотрапезниками, и мы устроим пир, а рано утром выедем в дорогу, к аль-Мавасифу!
– Мы не доживем до утра, о Ильдерим. Разве ты не понимаешь, что сейчас произойдет?
– А что такого может произойти, о Хасан? – даже не глядя на меня, ответил Ильдерим. Он уже распродал почти весь кувшин и как раз наклонял его, чтобы досталось и последним покупателям.
– О, если бы ты видел дальше собственного носа, Ильдерим! – воскликнула я. – Хорошо, продолжай торговать, а я лучше отойду в сторонку, ибо сейчас тут начнется побоище!
И я отошла и сняла с плеча лук, и отвязала наших коней, поскольку нам предстояло вскоре спасаться бегством.
Так и вышло. С шумом и воплями на рынок ворвался странный отряд. Составляли его почтенные старцы на мулах и их черные невольники, вооруженные до зубов.
– Где этот нечестивый купец?! – галдели они. – Мы снимем с него кожу! Его немедленно надо распять на городских воротах! Где этот сын разврата?!
Ильдерим не предвидел, что его покупатели первым делом выпьют волшебную воду, а затем поспешат пустить в дело вновь обретенное отцовское наследство, вызвав тем самым возмущение и переполох во всех окрестных гаремах.
Увидав эту буйную толпу, Ильдерим сперва раскрыл от изумления рот, а затем выхватил из ножен саблю – между прочим, саблю моего отца. Но я подскакала к нему, ведя в поводу второго коня, и он прыгнул в седло, и мы умчались, причем я еще успела послать назад несколько стрел – просто для острастки.
Когда же мы оторвались от этих преследователей, я посмотрела на Ильдерим и ахнула – он все еще прижимал к груди почти пустой кувшин.
– Тебе следовало бросить его и не утруждать себя, о Ильдерим, – сказала я.
– Там, на дне, еще осталось воды по меньшей мере на сотню динаров, – возразил он.
– Ну так перелей ее в какой-нибудь другой сосуд, – предложила я. – Разве ты собираешься всю жизнь путешествовать в обнимку с этим скверным кувшином, о Ильдерим? Разве тебе больше некого сжимать в
