– Отмоюсь.
С тем Архаров, не разводя дальнейших церемоний, повернулся и пошел к Левушке, оставив Ваню в чересчур сложных для каторжника размышлениях.
– Ну, шилго ли басву ждать? – спросил возница Яман.
Мортус полез на фуру и не видел, как Архаров, загородив Левушку собой от него, быстро сунул руку в карман к приятелю – за уксусным платком, и тут же стал протирать влажной тканью пальцы.
Левушка отвернулся – ему было неловко за свои вопли.
– Пошли, – сказал Архаров. – Ну что за день! Все – насмарку. Вот помяни мое слово – и старуху не сыщем.
– Да тут же она, рядом живет… – проворчал Левушка. – Только с другой стороны. Архаров, у тебя что, души вовсе нет?
– Да, я таков. Ну, веди.
Поскольку они не первый день шастали по Зарядью, то шли уже довольно уверенно. Левушка, всего дважды сбившись с пути, первым оказался у старухиной калитки – и остолбенел.
– Николаша, ты знал!
– Чего я знал, откуда знал?
На воротах возле калитки был красный крест.
– Ах, провал тебя забери… – пожелал Архаров бабке. – Нашла время болеть!
– Чума в календарь не глядит, – вступился за бабку Левушка. – Но как ты угадал?
– Говорю же – денек не заладился. Пойдем, может, того дьячка хоть поищем.
Архаров решительно зашагал прочь от калитки. Левушка поплелся за ним, нагнал, пошел вровень.
Они заговорили о необходимости отыскать дьячка – даже коли придется вломиться к нему в домишко и слушать бред, приправленный божественными рассужениями. Дьячок что-то знал – и теперь Архарову уже казалось, что знал немало.
– Ваши милости! – раздался за спиной Никодимкин голос.
– Чего тебе? – вполоборота спросил Архаров.
– А я как же?
– Как знаешь. Пришли, Тучков.
Они встали перед забором, готовые его брать приступом, и Архаров подставил замок из рук Левушке – и тут он снова услышал Никодимкин голос:
– Ваши милости! Не извольте в грязюке мараться! А вот я сейчас помогу!
Архаров, присевший, чтобы удобнее закинуть Левушку на забор, выпрямился и повернулся к Никодимке.
Тот устремился к нему трусцой, размахивая кистью и ведерком с красной краской, которые он в помутнении рассудка прихватил с собой.
– Ну, какого рожна тебе от меня надобно?
– Ваши милости, как я остался горьким сиротинкой… а детинка я справный… так и взяли бы к себе, а, ваши милости?
Левушка так и ахнул.
– Ни… Николаша… т-тебе сожитель не надобен?.. – в изумлении спросил он.
– А тебе, Тучков?
Левушка помотал головой.
– Шел бы ты лесом… – посоветовал Архаров красавчику-сожителю. – Покуда я добрый.
– Я стряпать горазд! Волоса чесать! И девкам, и господам! Я к порядку приставлен! – затрещал Никодимка. – Чулки штопать, пуговицу пришить! Печку топить!
Архаров только рукой махнул и снова присел, подставляя Левушке ладони. Тот мигом оседлал забор, соскочил и побежал к калитке. Но, когда Архаров неторопливо подошел к ней, оказалось, что она была отперта и лишь для видимости прикрыта.
– Стало быть, дьячка и дома нет, – сделал он разумный вывод. – Вот ладно было бы, кабы там у него и стоял сундук с деньгами.
Вслед за Архаровым на двор вошел и Никодимка.
– А дело неладно! – заметил он. – Костер-то еле тлеет.
– И что? – не сразу понял Левушка.
– Дармоед прав. Некому было за костром следить, – сказал Архаров. – А это первый способ обороняться от чумы. Ну, пойдем, благословясь… Стой! Ты тут останься.
Архарову сделалось тревожно. Отчего – он и сам еще не знал. Коли по внутреннему ощущению – казалось, будто за домишком следят. Из щелей в заборе, из кроны низкой яблоньки, с соседских крыш… отовсюду!
Некто незримый ждал, чтобы Архаров с Левушкой вошли и увидели… а что увидели?
Может, то, что им видеть не след?
Левушка и Никодимка встали у порога с обеих сторон весьма нелепым караулом: один – в кафтане, с кружевом на груди, с галуном по переду и обшлагам, при шпаге, другой – в рубахе распояской, при ведре и большой мочальной кисти, на которой засыхала красная краска.
В сенях Архаров споткнулся и едва не грохнулся.
Он вошел в комнату и тут его словно подменили.
Сперва он замер, как замирает любовник, крадущийся к своей прелестнице по коридору чужого дома, при стуке неизвестно чьих шагов. Затем обвел комнату медленным взглядом – при этом, сам того не осознавая, собрался в стойку бойца, левый кулак подведя к груди, правый – к подавшемуся назад правому плечу. И тогда лишь оглядел помещение.
Такую осторожность он проявил впервые в жизни.
Помещение было нищее. Никаких признаков устроенного житья там не имелось – а на книги Архаров попросту не обратил внимания. Странным было, что тут живет дьячок, особа богобоязненная и состоящая при храме Божием. Архаров прошел чуть вперед и увидел у печи лавку, а на лавке – спящего человека. Спящего с запрокинутой головой и приоткрытым ртом. Он был покрыт от шеи и до ног старым одеялом.
Света из высокого окошка было довольно, чтобы разглядеть лицо – темное костистое лицо, с темными же волосами надо лбом, свисающими на подушку. Архаров сделал еще шаг к этому человеку и понял, что сон не простой – человек не дышал. На всякий случай Архаров присел, упираясь руками в колени, и долго прислушивался.
Наконец он окончательно убедился, что перед ним покойник. Тогда он отступил назад – хотя Матвей и толковал, что чума распространяется не через миазмы, а через соприкосновение, но все равно сделалось страшновато.
Звать Левушку Архаров не стал – ему казалось, что в одиночестве он лучше поймет, что тут произошло. Человек не был Устином Петровым – приметы не совпадали. Человек оказался в доме дьячка Петрова, сам же дьячок сгинул неведомо куда, его безнадежно ждали во Всехсвятском храме, он несколько дней не появлялся и у инокини Сергии.
Но никто и словом не обмолвился, что Петров подхватил заразу!
Давешняя соседка наверняка знала бы об этом – соседи в таких случаях старались хотя бы воды болящим принести Христа ради. Знали бы и в храме. Опять же – красного креста на воротах не имелось, а спасительный костер, охватывающий вонючим дымом всякого, кто входил в домишко и выходил из него, тлел, не погас – стало быть, еще несколько часов назад кто-то им охранялся от чумы… хотя поди знай, сколько, жечь навозные костры Архарову еще не доводилось…
Архаров стал вспоминать, что было, когда они с Левушкой пытались выманить Устина из запертого дома. Устин нес околесицу и наотрез отказывался впустить людей, которые сулили ему целый рубль. Очевидно, уже тогда у него лежал зачумленный… и это мог быть только пропавший мастеровой Митька!
Архаров быстро вышел из домишка.
– Ступай сюда, дармоед, – велел он Никодимке. – Ты ведь из здешних, наверняка видал того блаженного, который деньги на всемирную свечу собирал!
– Издали-то видал, – признался Никодимка, – а близко лезть хозяйка не велела.
