– тогда все одно к одному. А что, по донесениям – Горелов нигде не мелькал?
– А коли бы даже и мелькал? Сейчас у нас руки связаны. Ничего… Не было у меня на Москве врага, так вот же – будет… На чем ином его поймаем и прищучим! Кстати – непарный пистолет в доме нашелся?
– Нашелся! Николаша, ты ангел! – заорал Левушка и тут же полез обниматься.
– Федька! – отбиваясь от Левушки, позвал Архаров. – Сейчас повезешь старой дуре записку.
– Какую записку? – спросил Левушка.
– Чтобы увезла девушку из Москвы. Тут то же, что с недорослем Вельяминовым. Но Вельяминов видел только Ларжильера и Франсуа, а Пухова, возможно, видела их всех – в том числе и нашу треклятую пропажу, кавалера де Берни. И он это знает. Пусть ее лучше увезут от греха подальше.
Федька восторженно уставился на Архарова.
– Единым духом! – воскликнул он.
И умчался, едва успев просушить продиктованные Архаровым строчки и растолкав собравшихся у дверей кабинета архаровцев.
– Заходите, – позвал обер-полицмейстер. – Сейчас поедем ко мне. Будем любезно беседовать с этими господами. И с извинениями выпустим их всех на волю, и дураков, и пособников мазурикам. Такой вот итог нашей вылазки, братцы. Улов у нас славный, жаль только, весь в руках не удержим.
Левушка пожал плечами. Ему последние слова совершенно не нравились. Архаровцы тоже молчали.
Все понимали, что знатных сообщников Перрена-Дюкро привлечь к ответу не получится. А про векселя Архаров, понятное дело, не сказал.
– Итог именно тот, который требовался, – спокойно продолжал Архаров. – Мы очистили Москву от крыс. Надолго ли – неведомо. Статочно, скоро новые понабегут… Ну что же – ремесло у нас такое. И новых одолеем. Потому что они – крысы, а я – кот… И ты, Тимофей, – кот. И ты, Абросимов. И ты, Ушаков. Герр Шварц и канцеляристы – со мной, всем прочим – отдыхать!
Тут бы, казалось, архаровцам с поклоном и убраться прочь, дружно завалиться в кабак или хоть, ощутив наконец усталость от бессонной ночи, разбежаться по домам, ан нет!
Им было еще кое-что сильно любопытно. Им не терпелось узнать, что за страшную образину привезли на Пречистенку с таким бережением, а теперь холят и лелеют. И потому, когда обер-полицмейстер, покончив с допросами и распустив пленников, с поручиком Тучковым и секретарем Коробовым опять отправился в третье жилье, некоторые архаровцы, сопроводившие начальство домой, бесшумно двинулись следом.
Архаров, Шварц, Левушка и Саша вошли в комнату. Дверь не закрыли – и тут же в щели явилось несколько физиономий, одна над другой.
Найденный в подвале раненый человек лежал на постели, укрытый по уши одеялом, рядом готовила ему питье прачка Дарья.
– Этот? – спросил Архаров Сашу.
– Он самый, Николай Петрович.
– И точно, что азиат. Прелестно… – Архаров огляделся в поисках стула, тут же Дарья пододвинула ему табурет, и он сел возле кровати. – Ну, говорить можешь?
– Да, ваша милость.
– Как рана, не слишком беспокоит?
– В меру, ваша милость.
– Угу. Ты просил это мне передать? – Архаров показал конверт с надписью «Господину обер- полицмейстеру Архарову в собственные руки».
– Я, – это прозвучало не слишком уверенно.
– Ну, докладывай.
– Чего тут докладывать, кругом виноват, – отвечал раненый.
– Виноват или нет – не тебе судить. Говори, Степан Канзафаров.
Архаровцы несколько растерялись – откуда бы командиру знать имя и прозвание странного азиата?
– Так ваша светлость сами все знают.
– Не все. Скажем, о том, что ты пропавший денщик покойного господина Фомина, я только догадывался. Ты говори, говори, коли рана позволяет…
– Когда Петр Павлович в первый раз в Москве проиграться в карты изволили, я тогда уже приметил того господина, что за ними заезжали. Прозвание ему – господин де Берни. Потом Петр Павлович отыгрываться изволили, а я билетики в лавку на Ильинке таскал. Там такое было заведение, что я билетик приносил, затем его оттуда брал француз Франсуа и вез в дом к госпоже Шестуновой.
– Ясно, – сказал Архаров. – Так оно и должно было быть. От французских лавок добра не жди. Откуда ты знал госпожу Пухову?
Степан засмущался.
– Ты говори, говори, – ободрил Левушка. – Господин Архаров и без того всю правду уже знает, но желает убедиться.
– Так они же в лавку приезжали и там имели свидания с Петром Павловичем, я видел, как из кареты выходили, и в карауле у лавки стоял. Потом Петр Павлович стал на целые сутки пропадать…
– Где? У Горелова или в Кожевниках?
– Того я знать не могу. Уходили, или их в карете увозили, дожидаться себя не велели.
– Потом?
– Потом вернулись, два дня дома сидели, письма писали, я относил.
– К Горелову тоже?
– И к господину князю тоже…
– Потом?! Да что ж это из тебя каждое слово надобно клещами вытягивать? – рассердился Архаров.
– Потом один или два ответа получить изволили, опять уехали, двое суток пропадали…
– Когда?
Степан выпростал из-под одеяла руку, принлся считать.
– Недели две, поди, назад.
– Могло ли быть, что сие совпало с побегом Пуховой? – спросил Архаров Левушку.
– Могло, – даже не пытаясь счесть дни, бодро отвечал Левушка.
– Потом мой барин с утра был хмур, опять все что-то писал, рвал, даже клочки пожег. Наконец позвал меня, дал два письма. Одно, говорит, на Пречистенку, другое – князю Горелову, и живо! Я пошел, да девку встретил, заговорил с ней, остановились в сенях. Тут и дождь пошел. Стоим, любезничаем, вдруг – выстрел… Я-то выстрел ни с чем не спутаю. Побежал в комнату, гляжу…
– Дальше, – сказал, как кнутом подстегнул, Архаров. Он помнил, что рассказывал Черепанов: денщик, здоровенный детина, впал в такое отчаяние, увидев мертвого Фомина, что ревел белугой и пришлось его запереть. Не принялся бы вновь слезы лить – этого Архаров не любил.
– Дальше замкнули меня.
– А ты ушел в окошко. Дальше.
– Барин с князем Гореловым был дружен…
Архаров и Левушка переглянулись.
– И сильно дружен? – спросил Архаров.
Степан только вздохнул.
– Дальше.
– У меня были два письма – одно князю, другое вашей милости. Я решил – как князь ему друг, сперва – ему отнести. Пошел пешком…
– Что не взял извозчика?
– Голова была дурная, решил – на ходу полегчает. Дошел, гляжу – кавалер де Берни на извозчике прибыл и на крыльцо взбегает. А я, когда шел, все думал, думал, как же оно могло случиться…
– Ты знал, что он проигрался в прах и векселя подписал? – спросил Левушка.
– Знать-то знал. Он же меня к князю за деньгами посылал, чтобы отыграться, и князь деньги давал. Потом уж я понял – кабы князь ему другом был, ни копейки бы на отыгрыш не дал, ди и изругал бы матерно, чтобы он от игры отстал. Что проиграно – проиграно, а больше чтоб ни-ни…
