Опыть Архаров с Левушкой переглянулись. Шулерская механика становилась для них все более ясной.
– А кавалер де Берни – тот как раз его подбивал играть, – добавил Степан. – И из-за того они при барине как-то ругались. По-французски, да князь и по-русски кое-чего добавил. И вот гляжу – этот кавалер к князю на крыльцо взбегает веселый, довольный… А я же шел, думал… свел все вместе… Ваша милость, я дороги перед собой не видел, плыла дорога, а в голове все одно с другим сцеплялось…
– Дальше!
– И я решил подкараулить, как он выходить станет, и за ним пойти. Думал – куда-нибудь да приведет, может, туда, где они по ночам играли и банк метали…
– Дуралей, – сказал Архаров. – С чего бы он днем туда отправился?
Степан вздохнул.
– Дальше, – не приказал, а вроде предложил Левушка.
– А дальше они вместе в карете выехали, князь и кавалер. И я следом за каретой побежал. Бегать-то я мастак… – ни словом не обмолвившись о том, как пытался использовать вместо прикрытия переодетого Сашу, продолжал Степан. – И карета не шибко катила, московские улицы – это вам не петербуржские, по бревнам скоро не ездят.
Архаров кивнул – он и сам не любил разъезжать по бревенчатым мостовым.
– И оказался ты у того дома, где велась игра, – помог Степану вернуться к повествованию Левушка. – Как же ты туда забрался?
– С заднего двора. Через забор перелез, на крышу сарая, потом по карнизу – в открытое окошко.
Архаров и Левушка в третий раз переглянулись.
– И что же ты надеялся там обнаружить? За каким бесом лез в окошко? – спросил Архаров.
– Так у меня же было с собой письмо для вашей милости. Я понял, что барин мой, царствие ему небесное, вызнал что-то такое, что впору в полицию «явочную» нести, а вот что вражда между князем и кавалером – поддельная, того он не знал. Я думал – коли чего проведаю, побегу в полицейскую контору, расскажу, к письму впридачу.
И Степан замолчал.
– Что ж тебя не пустило на Лубянку?
– Не мог уйти.
– Взаперти тебя не удержишь. Что помешало?
– Они там девицу взаперти держали…
– Ну?
– Барина моего невесту. Хотел ее оттуда вывести, не получилось. Она, видать, не ела, не пила, совсем ослабела, меня увидела – чувств лишилась. А каково бесчувственное тело по чужому дому таскать? Не вышло. Я с ней остался, думал – ночью, утром, хоть когда-нибудь смогу ее вынести. И все вас ждал – я же через девку на Лубянку бариново письмо послал. Ваша милость, как она?
– А ты не признаешь? – спросил Архаров, показывая на Сашу. – Вот так-то. Только кабы ты сразу на Лубянку побежал – лучше было бы.
– Не мог кавалера де Берни упустить, – хмуро отвечал Степан.
– Ты, братец, как в прибаутке про медведя, – заметил Архаров, усмехнувшись. – «Мужики, я медведя изловил! – Так тащи его сюда! – Не могу, он меня держит!»
За дверью засмеялись архаровцы.
– Я ход нашел, – сообщил Степан. – Вот она… он подтвердит. Они там на всякий случай ход в стене и под землей делали. Ремесло такое – того гляди, удирать придется. Я под землей прятался, еду ночью воровал.
– Что ж ты не ушел тем ходом? – удивился Архаров.
– Так они его не до конца дорыли. Когда я туда угодил, он еще был тупиком. Потом засуетились – когда поняли, что в доме чужой бывает. А когда я в кавалера де Берни стрелял… промахнулся, а переполоху наделал… ну, тогда уж засуетились, как ошпаренный муравейник. Стали госпожу Пухову перепрятывать. А потом уж вы появились. Я господина де Берни в лазу под землей перехватить старался, не вышло, кого-то другого подстрелил, а меня вон – ножом… Простите, коли что не так. И, ваша милость, под землей-то он по-русски ругался…
– Сразу следовало бечь на Лубянку, – строго сказал Архаров. – Тебя что, не приучили на службе приказы выполнять?
Степан промолчал.
– Николай Петрович, он действовал сообразно случаю, – вступился Шварц. – Приказы были действительны при жизни господина Фомина, а его смерть переменила обстоятельства. Ради того, чтобы изловить преступника, он нарушил приказ своего господина, ибо приказ был формальный, зато преступник – живой и весьма подвижный. Он же не мог знать, что написано в письме.
– Два ведь письма было? – вдруг вспомнил Левушка.
– Два, его сиятельству и господину Горелову, – подтвердил Степан.
– А второе где? – удивился Архаров.
Степан вздохнул.
– Ну, говори уж, чего там! – ободрил его Левушка, – На какую надобность ты его употребил?
За дверью раздалось сдержанное фырканье, которому ни Архаров, ни Левушка не придали большого значения: Левушка – по причине своего приятельства с архаровцами, а обер-полицмейстер – зная, что сейчас и порезвиться не грех.
– Сжег… – хмуро ответил Степан.
– Это для чего же? – чуть ли не хором спросили Архаров с Левушкой.
– В потемках оказался, свет был нужен…
Левушка ахнул.
– Николаша, так он же просто чудом то письмо, что тебе, не сжег!
– И не чудо, я прочитал, кому которое…
– Грамоте обучен? – уточнил Архаров.
– Барин мой учить изволили… все смеялись, что буду любовные билетики писать с моей-то плоской харей…
– А все-таки чудо, что денщик грамоте знает, – убежденно заявил Левушка. – Моего Спирьку хоть к Шварцу в нижний подвал посади – «аза» от «буки» не отличит.
– Степан Канзафаров, стало быть, – повторил, словно накрепко запоминая, Архаров. – Хорошо. Лежи и ни о чем не беспокойся. Сашка, нужно отписать в Санкт-Петербург, в полк – пусть там его пожитки соберут и сюда с ямщиками доставят. Подготовь письмо, я руку приложу.
– Я вернуться должен, – сказал Степан. – Я к полку приписан.
– Над этим башку не ломай.
Шварц молча кивнул.
С тем Архаров и вышел, совершенно не беспокоясь о том, что сразу же в комнату нахально проскользнули Федька с Демкой и встали у постели, несколько нагнувшись.
Они молча смотрели на бывшего денщика, словно бы прицениваясь, а он смотрел на них тревожно: этим двум что еще от него надобно? Опять же, странные архаровские слова…
– Братцы, как же это? – спросил их Степан. – Теперь, когда барина моего нет…
– А вот так! Был ты денщиком в Петербурге, станешь на Москве архаровцем! – воскликнул Федька. – Тимофей, Клаварош, Ивановы, Скес, Яман – все сюда! Нашего полку прибыло!
Вот и кончились два этих безумных дня.
У Архарова еще хватило задора велеть Никодимке собрать все новоприобретенное имущество Вельяминова – пудру, притирания и духи, а также зубной порошок и коробочку с мушками, – и отправить с Макаркой вслед за недорослем, туда, где он проживать изволит. А потом он пошел провожать Шварца и подождал вместе с ним, пока ему найдут извозчика.
– Домой, Карл Иванович? – спросил Архаров.
– Спать, а с утра – в Ивановскую обитель, – отвечал Шварц.
Архаров хотел было спросить – какого черта, да вспомнил. Салтычиха. Людоедка. Нечто, в воображнии
