бывало, из кармана выдернут, ну, табакерку, ну, белье, что бабы постирали, со двора унесут, но чтобы под покровом ночи!..
– Успокойтесь, сударь, – сказал наконец Архаров. – Мы раньше вашу пропажу сыскали, чем вы о ней спохватиться изволили. Тучков, вели Макарке отвести господина в переулок. А вы, сударь, вперед извольте быть любезны в присутственном месте. И супруге вашей кланяйтесь. В ее годы лишиться кареты было бы весьма огорчительно. Не пешком же к внучатам добираться. Да и вам-то, при вашем слабом здоровье…
Посетитель онемел.
– Ваше сиятельство!.. – непослушными губами произнес он.
– Ступайте, ступайте с Богом, – скучным голосом велел ему Архаров. – Коли надобно, наш парнишка сядет на козлы, довезет вас до дому. И велите кучеру упряжь наконец починить. Мои люди умаялись, пока ваше имущество сюда доставили.
Посетитель, пятясь и не сводя с Архарова безумных глаз, вышел.
– Тучков, проследи, чтобы его расспросили – кто таков и где проживает, – негромко сказал Архаров. – И, когда он домой поедет, непременно кого-то из наших следом пошли. Можно Ушакова.
– Будет сделано, – пообещал Левушка. И вдруг зевнул – до скрежета за ушами.
Зевота заразительна – Архаров тоже испытал позыв. И вдруг засмеялся, вспомнив лицо посетителя.
Засмеялся и Левушка.
Зная Москву, он представлял себе, как дальше сложится день обокраденного чиновника. Вернув себе экипаж, он тут же, не починив упряжи, поедет по родне рассказывать о своем приключении. А Москве не вредно знать, что обер-полицмейстер отыскивает покражи еще до того, как они были замечены. И зрит насквозь!
– Как это ты понял, что он карету ищет? – спросил Левушка.
– Он пятиалтынный извозчику дал – и от того в ужас пришел, стало быть, давно на извозчиках не ездил. И далековато живет. Сболтнул, что воры во дворе похозяйничали. Кабы в доме – не так бы вопил. И влетел с таким задором, как ежели бы у него со двора арабского жеребца свели. Да – и еще с гордостью вопил. Не у каждого карету крадут, теперь двадцать лет будет о чем вспоминать.
– А я думал – опять на роже написано… – расстроился Левушка. – Матвей не объявлялся?
– А что? Полагаешь, и это тело нужно осматривать?
– Да нет, я про накладные зубы вспомнил.
– Этого Матвея стоит о чем попросить – так тут же у него душа горит, заливать надобно, – буркнул Архаров. – Напрасно я его в Москву перетащил. В столице у него больше знакомств было, больше визитов, а тут он от безделья не знает, к чему себя применить.
– А что, Николаша, неужто полиции свой доктор не требуется? Тело осмотреть, или когда кто из наших пострадает?
Архаров задумался.
– Требуется, поди… Без работы он тут не останется.
– И отдать его под начало к Шварцу!
Немец пьянства не любил, считая его нарушением порядка. Хотя крепкие напитки признавал – скажем, по субботам или по воскресеньям, в определенное время и в постоянной компании можно пить жженку, получая от этого изрядное, но не чрезмерное удовольствие. Прелести многодневного запоя Шварц не понимал и, будь его воля, вылечил бы Матвея скоро и решительно – батогами.
Посетитель пропавшую карету опознал и проболтался: держит ее обыкновенно не в каретном сарае, а прямо у крыльца, сарай от ветхости стал опасен, а разобрать и поставить новый руки все не доходят. Так что вывести ее со двора на пару часов ночного времени, дав гривенник сторожу, чтобы привязал на задворках собаку, несложно. А вот с лошадьми недоразумение – в карету впряжены какие-то совсем посторонние лошади.
Макарка, исполнив роль кучера, вернулся на одной из этих, тоже явно где-то украденных, кобыл, вторую ведя в поводу. И доложил – посетитель, оказавшийся чиновником таможенной службы Прохоровым, проживает на Зацепе, у храма Пресвятой Богородицы. То бишь, опять же – Замоскворечье.
– Не так уж далеко от места, где господин Тучков с Клаварошем ночью воевали, – сказал случившийся при Макаркином докладе коренной москвич Демка. – Стоило эту шавозку взад-вперед таскать…
– А почему Зацепа? – спросил Архаров, знавший далеко не все московские улицы и всякий раз любопытствовавший, откуда берутся их причудливые названия.
– А там в прежние времена таможенную цепь натягивали, – объяснил Демка. – За ней ждали, пока ищут на возах непоказанное вино. Улица, выходит, была за цепью.
– А господин Прохоров – потомственный таможенный служитель… Костемаров, ты рисовать можешь? – вдруг спросил Архаров.
– Смотря на чем! – обрадовался Демка. – Коли углем кляп на заборе…
– Дурак. Я тебе дело говорю. Надобно нарисовать всю эту замоскворецкую местность – где храм Богородицы, где Успенский, где тот дедка живет, что платье принес.
– Ага-а… – протянул Демка и поглядел на Архарова уважительно.
– Сыщи Федьку. Он там целыми днями околачивается и тоже наверняка что-то занятное приметил.
– Да уж не более моего! – обиделся Демка.
Архаров поглядел на него внимательно.
Демка Костемаров, хотя и сделался архаровцем, еще точно не определился – хочет ли он честно служить в московской полиции, или же пережидает, пока его былые подвиги несколько забудутся. В свое время, осенью семьдесят первого, Орлов, единым махом определив на службу в полицию чуть ли не три десятка вчерашних воров, грабителей и убийц, спас их от наказания – хотя и смягченного за службу в мортусах, однако наказания. И Демка некоторое время вел себя очень тихо. В последние же месяцы осмелел. И началось у него некоторое своеобразное раздвоение личности.
Ее воровская часть тосковала о свободе, это Архаров понимал, о внезапных больших деньгах и разгуле, об азарте и дорогих девках – награде удачливому шуру.
Ее полицейская же часть, независимо от воровской, стремилась подниматься со ступеньки на ступеньку и делать карьеру. Причем своим соперником Демка не без оснований считал Федьку Савина. Он видел, что Федька находится под особым покровительством Архарова, и его это раздражало – он не понимал причины покровительства. Они почти ровесники, но Федька – не московский, города не знает и никогда так не будет знать, как Демка, – это раз. Связей в мире шуров у него никогда не было и содействовать в выкупе, скажем, украденного столового серебра, или же узнать подробности какого-то безобразия он не может – это два. А тем не менее Архаров более благоволит Федьке… Обидно, право!
Возможно, именно соперничество и удерживало Демку в полиции.
И вот теперь Архарову любопытно было по живой Демкиной физиономии читать, которая часть натуры берет перевес.
Неизвестно, до чего бы он дочитался, кабы эти научные штудии не были прерваны скрипом двери.
– К вашей милости от княжны Шестуновой, – доложил Тимофей.
Он впустил лакея с потертой ливрее, а уж лакей положил на стол письмо. Архаров завертелся в поисках Левушки. Его взгляд остановился на Демке.
– Костемаров, читай.
Демка вскрыл конверт.
– Милостивый государь Николай Петрович, не извольте более беспокоиться, – прочитал он вслух. – Воспитанница моя Варвара Пухова сыскалась и находится ныне в Санкт-Петербурге у родни… Мы получили о том верное известие…
– Тучков! – на всю Лубянку закричал Архаров.
Левушка был неподалеку – скоро прибежал.
– Тучков, глянь-ка.
Левушка взял у Демки письмо, пробежал, хмыкнул.
– Ну-ка, скачи на Воздвиженку, вызнай подробности. Тут же ни черта нет – какая родня, от кого известие.
– Николаша, я ночь не спал!
