– Все на покойного своего вожака валят, – вместо Шварца сказал Архаров. – Памфил, правда, врал, будто чей-то кум, или сват, или я уж не ведаю кто, будто провиант привозил. Карл Иванович, вели Ване доискаться правды.
– Кум или сват? – переспросил Клаварош. – Какой же он беглым земледельцам родственник, когда он дворянского звания?
Вот тут Архаров и онемел.
– Сие для меня новость, – преспокойно сообщил Шварц. – Ты, сударь, где же его встречать изволил?
– На мосту, – и Клаварош наконец рассказал про выезжавшие с острова сани, про беззвучную стычку, про бритое лицо.
– Мать честная, Богородица лесная! – воскликнул Архаров. – И ты молчал!
– Ему господин Воробьев приказал молчать, – вступился Шварц. – И куда побежал тот бритый господин?
Кдаварош стал мучительно вспоминать. Оказалось – как раз этого он и не заметил. Потому что наконец появились вспугнутые Иконниковым грабители.
– Узнать его сможешь? – строго спросил Архаров.
– Вряд ли, ваша милость. Ночью трудно разглядеть. Но надо отыскать тех, кто был вместе с ним в санях, – сказал Клаварош. – Один упал вниз с моста. Один куда-то пропал.
– Черти б его драли… – Архаров задумался, соображая, как же теперь быть. За телами были на следующий день отправлены драгуны и увезли их куда-то для похорон, поди теперь знай, которое тело где подобрали.
Было уже довольно поздно, когда Архаров со Шварцем, Левушка и Саша Коробов уселись наконец ужинать. Левушка после визита к князю Волконскому был зол – Архаров и сам понимал, что нельзя его туда брать, но князь знал о присутствии в Москве поручика Тучкова, отказываться от приглашения – наживать себе врага. Такое количество всего московского, включая фальшь, было и для самого Архарова трудновыносимым. Левушка же, виня себя в гибели родственниц, нуждался не в том, чтобы его злили, а в том, чтобы осторожно отвлекали и развлекали. Лучше всего это получалось у его приятеля Саши. И за столом архаровский секретарь завел речь о каких-то грамматических тонкостях и высоких материях, для обер-полицмейстера вовсе непостижимых.
– Все науки и искусства суть прилагательные, – вдруг сказал Шварц.
– А что же тогда существительные? – спросил возмущенный таковой безграмотностью Саша, готовый к грамматическому спору.
– Существительна есть наука фифиология.
Архаров уставился на Шварца с немалым удивлением. Не то чтобы он разбирался в науках – однако название прозвучало очень уж смешное.
– И каков предмет сей науки? – Саша уже был готов перейти в атаку.
– Предмет ее – умение пользоваться людьми и своевременностью. Из прилагательных искусств же наиважнейшие – искусство терпеливо сидеть в засаде и искусство ловить случай за шиворот.
Это было сказано даже с некоторым изяществом.
– То есть, сие – по нашему ведомству, – одобрил науку Архаров. – Будешь, Карл Иванович, главным фифи…
– Фифистом, – подсказал Левушка. – Коли есть софисты, отчего не быть фифистам?
Архаров расхохотался.
– Осталось только сыскать тех людей, коими мы, фифисты, будем пользоваться, – продолжал Левушка. – И определить область, в коей они пригодятся.
– Область сия для меня исключительно полицейская, – отвечал Шварц. – И тут мы имеем перед собой три пути. Непременно найдутся охотники, которые пожелают помочь полиции безвозмездно. Кабы ваша милость Никола й Петрович была несколько галантоннее, то сыскались бы охотницы. Второй путь – покупать услуги за деньги. Поверьте, не самый худший. Третий же – покупать услуги в обмен на молчание.
– Ты о чем, черная душа? – насторожился Архаров. Теперь лишь до него дошло, что разговор затеян неспроста. Раньше Шварц, даже будучи зван к столу, никогда не упоминал науку фифиологию.
– Допустим, некая особа в молодые годы понаделала дурачеств, и ей теперь ни к чему, чтобы об этом вся Москва гудела. Коли знать про те дурачества в подробностях и разумно поговорить с той особой, она согласится сотрудничать…
– Та-ак… – протянул Архаров. Хитрый Шварц нарочно сделал сие предположение в обществе Левушки и Саши, да еще и замаскировав его под новый поворот застольной беседы. Скажи он такое в полицейской конгторе – Архаров живо прекратил бы фифиологические рассуждения.
– Вспомните того же господина Вельяминова. Петиметр во многие дома вхож, а меж тем у нас припасены его дурацкие векселя, выданные французским мазурикам. И его весьма огорчит, коли господин обер-полицмейстер предъявит их престарелой тетушке, способной сгоряча лишить наследства. Вот образец применения фифиологии. В области чистой теории, ваша милость.
Но Шварц отнюдь не теорию имел в виду. Он понимал архаровскую тревогу и предлагал разумный способ собрать верные сведения. Другое дело, что дворянину, офицеру, полковнику сей способ применительно к людям его круга казался неприемлемым.
– Ну, коли Вельяминов… Его, дуралея, припугнуть сам Бог велел, – согласился Архаров. – И показывать ему сии векселя каждый месяц, дабы от дурачеств удержать. А что, Тучков, и ты, поди, портному или башмачнику должен? Говори, не стыдись – для праздничного дня я тебя из ямы выкуплю!
Московские купцы имели такое обыкновение – выкупать из долговой тюрьмы, она же – «яма», несостоятельных должников. Вообразить в таковом положении поручика Тучкова было верхом комической нелепости – даже Шварц засмеялся. Тем опасный разговор о науке фифиологии и удалось погасить.
Потом Архаров решил, что Шварцу лучше ночевать на Пречистенке – немец немного выпил, куда ему тащиться? Опять же – места всем хватит.
Особняк угомонился, все разбрелись по своим комнатам, и тишина стояла примерно до второго часа ночи.
Архаров проснулся оттого, что Никодимка осторожно дергал одеяло.
– Ваши милости Николаи Петровичи, – шептал камердинер, – просыпайтесь, Христа ради, беда стряслась…
– Пошел к монаху на хрен, – пробормотал Архаров.
– Ваши милости, не извольте гневаться, открывайте глазки… ножки на пол спускайте…
– Что?! – взревел заспанным басом Архаров, ощутив на своей босой ступне шарящую руку. Никодимка в услужливости не знал разумных пределов и пытался усадить спящего хозяина как можно нежнее и деликатнее. Но Архаров от изумления брыкнул его, что было дури. Никодимка, вскрикнув, так и сел на пол.
– Что стряслось, я тебя спрашиваю!?
– К вашим милостям… гости к вашим милостям!..
– Какие, хрен им в зубы, гости?!
За окном была сплошная чернота, по ощущениям – ночь только начиналась.
– Ваши милости, Николаи Петровичи! Она грозится весь дом по кирпичику разнести! А я знаю – она-то может! Она и из пушки стреляла!
– Кто из пушки стрелял? – спросил ошарашенный Архаров.
– Да Марфа же!
– Какая Марфа?
– Наша… ваша… из Зарядья Марфа! Прибежала, ваши милости требует, ругается матерно…
– Она что, пьяна?
– Ваших милостей домогается, – твердил взволнованный Никодимка, пока Архаров, несколько проснувшись, не понял: Марфин гнев для него все еще страшнее недовольства господина обер- полицмейстера.
– Шлафрок подавай, – распорядился он. – А Марфу сюда веди.
– Сюда, в ваших милостей спальню?
