– Архаров, тебе решительно незачем самому ехать туда. Ты командир, у тебя довольно полицейских, – преспокойно объявил Лопухин. – Этак ты, пожалуй, сам пойдешь в торговые ряды ловить воров.
Обер-полицмейстер сперва даже не понял, о ком речь. В рядах орудуют шуры… как-то Демка нарочно водил его, показывал работу опытного шура…
Объяснить блестящему гвардейцу, что такое обер-полицмейстерская должность, Архаров был не в состоянии. Он знал одно – если сам не поедет на Ходынский луг и не схватит мазуриков за шиворот, ему более в жизни не будет покоя. Именно сам – как сам первым пошел на штурм ховринского особняка, и как первым вломился в шулерский притон, и как вылез из продранной расписной холстины на сцену Оперного дома, чтобы прекратить безобразие…
Странно было, что этот тонкий, образованный, с прекрасными манерами юноша рассуждает теперь почище князя Волконского – да и князь не стал бы удерживать, он все же боевой офицер и понимает, что на приступ нельзя посылать – на приступ надобно вести.
Как тогда, чумной осенью.
– А надо будет – и в торговые ряды с веревкой пойду, – отвечал Архаров. – Кой час било? Девятый, что ли? Никодимка, сбегай скажи Сеньке – пусть мне Фетиду седлает. В десять выезжаем.
Федька и Клаварош не сговаривались угнать коней – оно само как-то так получилось. Переглянулись, побежали, оказались во дворе – а выехали оттуда уже верхом. Конюшонку Павлушке и в ум бы не взошло, что архаровцы берут лошадей без разрешения обер-полицмейстера.
Они полагали, что настичь Демку будет легко – уговорить его вернуться, разумеется, будет потруднее. Но иного способа помочь ему ни Федька, ни Клаварош не видели.
Оба знали – Демка ненадежен. И оба понимали – тем более он должен находиться там, где его натура причинит ему поменее вреда.
Было и другое. Федька трудился в чумную пору на одной фуре с Демкой, так что считал его чем-то вроде непутевого родственника. А Клаварош прекрасно помнил, как Федька с Демкой прибежали ему помочь, когда Архаров оставил его в засаде – ждать убийцу митрополита Амвросия.
Но все, что им удалось, – это увидеть бричку, на которой уехал Демка.
– Гляди ты, ждали его за углом, – сказал Федька.
– Это не извозчик, – отвечал Клаварош.
Тут они вдругорядь переглянулись.
Обоим стало ясно, что Демкино явление на Пречистенке имеет какую-то странную подоплеку. С одной стороны, коли он просто не хотел, чтобы архаровцы его догнали, мог оставить за углом извозчика. А с другой – странно все это было, и то, с какой резвостью удалялась бричка, их тоже несколько смутило. В запряжке была сильная лошадь – не извозчичья кляча.
– Поедем следом, – решил Клаварош. – Надобно разобраться.
Всадники были глазасты – и отстав на полверсты, прекрасно видели задок брички. Они пустили коней рысью и, почти не переговариваясь, преследовали бричку, сохраняя все то же расстояние.
Таким образом они оказались в Замоскворечье.
– Вон он где угнездился! – воскликнул Федька, увидев, как отворяются высокие крытые ворота, за которыми непременно должно быть богатое жилье. – С кем же он, сукин сын, успел связаться?
– Слышал, что Скес сказывал? Каин вернулся.
– Да уж слыхивал…
Федька задумался. Конечно же, Каин не хуже Архарова знал, кто служит в полицейской конторе. Демка был наиболее уязвим – с его-то обидчивостью и склонностью непременно показать свой отчаянный норов. Федька вспомнил их зимнюю драку, но вспомнил также, что Демка отходчив – именно он спас Клавароша, который мог остаться незамеченным и помереть в сугробе на Виноградном острове. Сейчас вся надежда была именно на это.
Тем более, что оба, и Клаварош, и Федька, были не в мундирах, а в простых кафтанах, да еще не первой свежести.
– Мусью, держи-ка! – Федька, спешившись, передал Клаварошу поводья. – Пойду-ка гляду.
– Осторожность.
– Ага…
Проводив взглядом Федьку, Клаварош полез в седельные ольстры, в одной нашел пистолет, в другой… бутылку бордо. Усмехнулся, но вскрывать не стал. Пистолет же положил на конскую шею и приготовился к неприятностям.
Федька постучал в калитку. Ему грубо ответили, чтоб проваливал.
– Мас Котюрка искомает, – отвечал Федька. И с ужасом ощутил, как фальшиво прозвучали слова.
Архаровцы нередко беседовали меж собой на байковском наречии. Это бывало по двум причинам – либо для баловства, либо от злости. Архаров такой речью тоже не брезговал. Но всегда в употреблении байковских словечек была у них особая манера произношения, чрезмерно заносчивая или же чрезмерно глумливая. Сейчас Федька обнаружил, что, зная немало слов, говорить на этом языке он по-настоящему не умеет.
– На что те Котюрко?
– Отцепляй скрипоты! – заорал Федька. – Не то и от Котюрка, и от маса будет по космыре!
Он знал, что мазы и шуры принимаются вдруг орать, но орут до определенного мига, а потом так же шустро угомоняются.
– Скарай, лохи усеньжат!
Из чего Федька сделал вывод: соседи не знают, что в этом доме поселилась весьма сомнительная публика.
Калитка открылась, и тут выяснилось, что ворота охраняли трое здоровых мужиков. Один из них Федьке особо не понравился – был одноглаз и неслыханно вонюч.
– Стой тут, пойду скажу хозяйке, – заявил старший из привратников.
Несколько минут спустя на крыльцо вышла девка – одетая по-господски, не красавица, но тонкая в талии, пышноволосая, быстрая в движениях.
– Чего тебе, молодец? – спросила она.
– Добрые люди на ваш хаз навели, – отвечал Федька. – Скитайла-то помер, мне его шуров сыскать надобно, а сам я из Твери.
– И что ж?
– А то, что два Скитайлиных человечка влопались, а Котюрко, поди, знает, что да как.
– А кто навел?
– Грызик.
– Когда?
– Да сегодня с утра я его повстречал, – наудалую брякнул Федька. Это имя поминал Демка – поди, Грызик тут свой человек.
– Ну, шут с тобой, ступай, – сказала девка. – Да недолго, верши! Пока клевый маз не вернулся.
Федька знал галантное обхождение.
– Кабы мне такого карючоночка, – пылко сказал он девке, – вся бы в рыжевье и в сверкальцах ходила.
– Ступай, ступай!
Однако кумплиманы от такого красивого молодца, каков был Федька, ей понравились, она даже невольно улыбнулась.
– Ты, небось, самого клевого маза маруха? – трепетно осведомился Федька.
– А коли так?
В горнице никого не было, девка провела архаровца наискосок и указала ему на крутую лестницу.
– Ступай, я за тобой тут же буду.
Федька взлетел пташкой.
Демку он обнаружил в опрятной комнатке наливающим из штофа в стакан зеленоватую жидкость. Это могла быть только водка.
– Выследили! – с тихой ненавистью сказал Демка. – Убирайся, пока тебя не раскусили.
– Возвращайся, Демьян Наумыч, – выпалил Федька. – Тебе ж пертовый маз не все сказал! Тимофеевы
