Берни не выходил из дома. Преподавать арифметику детишкам можно и сидя, а по комнатам он перемещался с тростью – это Клаварош знал точно. Он дважды пытался навестить земляка, и оба раза наталкивался на привратника, долбящего одно:
– Господа не велели пущать.
На третий раз де Берни оказался случайно в сенях, и Клаварош пероемолвился с ним словечком, прося походатайствовать о своей особе. Так что дело было покамест не совсем безнадежное.
Архаров разослал всех, кто на тот час был в полицейской конторе, по елизаровской родне, но проку было мало – подчиненные возвращались без всяких сведений.
И неудивительно – затеряться в Москве очень даже просто, и, может, господин Фальк вместе с беспутным Семеном Елизаровым сидят себе где-нибудь в Кривоколенном переулке, в трех шагах от полицейской конторы, да посмеиваются.
Михей Хохлов с ног сбился – искал тех шуров и мазов, которые были прикормлены и снабжали полицейских нужными сведениями. С такими осведомителями встречались не вссе архаровцы, а лишь немногие – так оно надежнее. Были бы Демка и Яшка-Скес – можно было бы и их послать к давним приятелям. Но Демка сбежал, а куда подевался Скес – никто не мог понять. Устин бегал к нему домой, перепугал квартирных хозяев, но приятеля не нашел и собирался уж бежать в соседний храм Гребенской Богоматери – служить молебен от отыскании пропажи.
Но до молебна дело не дошло.
– К вашей милости баба, – доложил Клашка Иванов. И была в голосе некая тревога.
– А что за баба? – не отводя глаз от бумаг, осведомился Архаров. Перо в его руке было чревато кляксой, и он желал поставить росчерк, пока не испортил важного письма.
– Рябая, как сорочье яйцо.
– Дурак, с каким делом?
– Вашк милость, она…
– Ну?
– Она вот так, шепотком, сказывала: слово и дело-де…
– Что?! – едва не хором спросили Архаров и Шварц.
Страшное «слово и дело государево» уже тринадцать лет как по указу покойного государя Петра Федоровича было отменено. Беды оно наделало немало – всякий мог, выкрикнув эти слова, пристегнуть к ним любой донос, и розыск по тому доносу был суровый. Со временем скопилось множество вздорных и нелепых дел, а также явилось, что многие доносчики проделывали сей кундштюк единственно из желания подставить невинных, а самим избежать наказания.
– Вот так и сказала.
– Веди сюда, – велел Шварц. – Я полагаю, даже самая глупая московская баба помнит, что сия формула означает, и остережется ее вслух повторять…
Клашка отворил дверь пошире и впустил молодую бабенку, на вид бойкую, сообразительную, хотя и неопрятную. Она была накрашена так, как издавна водилось на Москве, – ярко и густо, но скрыть заметных рябин от оспы на лице не сумела. В левой руке у нее был узел.
– Ну, с чем пришла? – спросил Архаров.
Бабенка подошла к столу и, нагнувшись, прошептала:
– Слово и дело государево…
– Говори.
Бабенка потупилась, вздохнула и, получив от Клашки легкий тычок локтем в бок, начала:
– Я, ваше сиятельство, в Зарядье живу, во Псковском переулке… И ко мне приходит родня моя, братец двоюродный… порой у нас ночевать остается… И вот прошлой ночью так-то пришел, а утром вышел в одном исподнем на крыльцо и сгинул. Я ждала, ждала, страшно стало. Днем не появился, к вечеру не появился, ночью не появился… я – к вашему сиятельству… вот, имущества его принесла, чулки, башмаки, кафтан…
Бабенку следовало назвать дурой и отправить в канцелярию – пусть там кому-нибудь продиктует «явочную», но Архаров, подняв наконец голову от бумаг, посмотрел ей в лицо. Нет, дурой она, кажется, не была…
– А «слово и дело» для чего сказала?
– Так ваше сиятельство… он ведь в полиции служит… как же еще, коли арха… коли полицейский служитель пропал?..
– Как звать братца? – быстро спросил Шварц.
– Яшкой.
– А по прозванию?
Вот тут Феклушка и задумалась. Отродясь Яшка-Скес ей о своем прозвании не говорил. Для их легкомысленных отношений и имени за глаза было довольно. А чтобы сестрица не знала братцева прозвания – для Москвы дело неслыханное.
– Ладно, Карл Иванович, – догадавшись о подоплеке этого родства, сказал Архаров. – Не так уж много у нас тут Яшек.
Похоже, появилась наконец возможность ухватиться за хвост одного из тех мнимых полицейских, которые были замечены ночью, когда треть сервиза в подвале отыскалась, общими усилиями обрюхатили девку Фимку с Якиманки, тяжело ранили Абросимова и, скорее всего, еще много пакостей натворили. И, скорее всего, Яшкой назвался Семен Елизаров, имевший склонность к амурным похождениям.
Но Шварц первым догадался, о ком толкует Феклушка.
– Иванов! Поди, спроси молодцов, не обнаружился ли Скес, – велел он.
– Будет сделано, ваша милость, – Клашка поклонился и вышел.
Архаров поставил еще несколько росчерков и вздохнул с облегчением. Письменная повинность была им выполнена. Он посмотрел на бабу – нет, собой нехороша, вряд ли Елизаров на нее польстился, хотя всякие чудеса случаются…
– Карл Иванович, возьми-ка доносительницу к себе в подвал…
Феклушка в ужасе так и рухнула на колени.
– Да ваше сиятельство, да я-то чем провинилась?! – заголосила она.
– Молчи, дура. Посидишь там в каморке. Узел тут оставь. Не бойся, не тронут.
– Не кобенься, сударыня, – миролюбиво добавил Шварц. – Сие ненадолго.
Порядком напуганная Феклушка была им взята за плечо и выведена из кабинета.
– Карл Иванович, Ушакова ко мне, Петрова, Михея! – крикнул вслед Архаров.
Из всех троих на месте был лишь Устин и тут же прибежал.
– Ну-ка, развяжи узел, – велел Архаров.
Прямо на стол были выложены вещи – включая грубые башмаки.
Устин обшарил карманы кафтана и поочередно предъявил Архарову добытое из карманов имущество – моточек веревки, платок, мешочек с огнивом, чистую сложенную тряпицу, перекрещенную веревочкой колоду потертых карт, маленький ножик в ноженках.
– Этот вроде Скесов, – неуверенно сказал Устин. – И кошель на Скесов смахивает…
– Похоже на то…
Архаров был несколько разочарован – вот, оказывается, чье добро. Он догадывался, для каких добрых дел носит Яша этот бритвенной остроты нож, но не возражал – может, когда и в розыске пригодится.
– Что в кошеле?
Устин высыпал мелочь и достал сложенную бумажку, развернул, молча прочитал.
– Это его, ваша милость! Я сам ему писал!
– Читай.
И Устин прочитал, покраснев при этом до ушей:
– «Господи, дай твои ключи, Матерь Божья, дай свои замки. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь».
– Это что еще? – спросил Архаров.
– Молитва, ваша милость, от воров. Чтобы кошеля не стянули… очень помогает…
– Это ты Скесу дал молитву от воров? Когда он сам любого шура переплюнет?
