руки корпораций. Это не лекарство, Эд. Это мощнейшее оружие.
Беннетт не допил пиво. Оно ему нравилось, Линдсей знала наверняка. Но ему не нравилось говорить ей такие страшные вещи.
– Командор Окурт меня в пыль сотрет за то, что я вам рассказал.
– Предоставь это мне. – Линдсей сжала его руку – еще один фамильярный жест, недопустимый между старшим и младшим по званию. Он посмотрел на ее руку так, будто она его обожгла.
Линдсей удалось сохранять свою обычную маску до того момента, когда она переступила порог каюты, которую делила с инженером, курирующим строительство временных жилищ в Джедено. Натали Чо в каюте не было. Линдсей рухнула на койку, рывком опустила звуконепроницаемую ширму и дала волю рыданиям, которые душили ее уже полчаса.
Увы, другого уголка для командора Невилл на корабле не нашлось. Натали Чо тоже не особенно радовала необходимость делить каюту с кем-то еще, и обе женщины искали уединения на своих закрытых койках, если случалось так, что их свободные часы совпадали.
Опуская ширму, Линдсей чувствовала себя так, будто запечатывала свинцом собственный гроб. Она уперлась руками в потолок ниши, чтобы убедиться, что он не опускается, угрожая раздавить ее. Потрясение от слов Адриана Беннетта нахлынуло с новой силой. Им так сдалась эта гребаная биотехнология, что они готовы выкопать из земли тело ее сына – так, на всякий случай… И они собирались сделать это, не сказав ей ни слова! Ее малыша…
Линдсей старалась заглушить рыдания, хотя все равно никто не услышал бы ее за занавеской. Неужели Шан тоже плакала, оставаясь одна? Или полицейская служба убила все человеческие чувства и у нее ни для кого не осталось слез, даже за закрытыми дверьми? Линдсей могла представить Шан в любой ситуации, но только не раздавленную горем, парализованную страхом или потерявшую голову от любви.
И в этом Линдсей придется стать на нее похожей. Нужно стать Шан, забыть обо всех человеческих чувствах и просто делать свою работу.
Где-то внутри словно щелкнул переключатель. Сначала биотехнология казалась ей чудесным лекарством, панацеей от всего. Потом превратилась в ценный товар, который необходимо добыть. Теперь же она видела в ней чудовищную угрозу, которая заставляла мужчин и женщин – нормальных мужчин и женщин – начисто забывать о человечности.
Похоже, вес'хар удалось разработать невероятную технологию и при этом не вытряхнуть из ящика Пандоры все бедствия, всех демонов до одного. Хотелось бы верить, что и человечество до такого дорастет, но как-то не верилось.
Биотехнология – оружие, привилегия, которая дорогого стоит, зерно общественного хаоса. Шан говорила чистую правду. И Линдсей поняла, почему Шан не допустила ее распространения даже для спасения детской жизни. Боль не ослабла от этого ни на миг, но Линдсей в конце концов поняла, что у Шан не было другого выбора.
Дался ли ей этот шаг мучительно? Или же она сделала единственно возможный выбор без тени сомнения? Не важно. Линдсей почти ей сочувствовала.
Но и это не важно тоже. Просто стало ясно – яснее, чем когда-либо, – что она должна убить Шан Франкленд.
Строительство биосфер в Джедено дало Эдди передышку от бесконечной съемки бесконечных домов исенджи. Отдел новостей на ура принимал кадры урбанистической дистопии, потому что ее создали инопланетяне – тема инопланетян сейчас, вне всякого сомнения, на пике популярности. Рейтинги зашкаливали, и никто не задавался вопросом «почему», пока дела шли хорошо.
Эдди отпустил камеру-пчелу «погулять» по строительной площадке. Она снимала идиллические картинки: исенджи и люди в робах вместе закладывают фундамент. Эдди поинтересовался, скольким исенджи пришлось переехать, чтобы освободить такое пространство в городе, где пространство – самый дефицитный ресурс.
– Нескольким тысячам. – Серримиссани перевела бульканье и щелканье одного из рабочих исенджи. – И все мигрировали с удовольствием, потому что люди – ценные друзья.
– Куда мигрировали? – изумился Эдди. Он воспроизвел в памяти снимок Юмеха, сделанный с орбитальной станции. Только небольшие участки планеты выглядели незаселенными – песчаные и ледяные пустыни. Выходит, что исенджи ко всему привыкают, как тараканы…
Эдди пожалел, что эта мысль пришла ему в голову и что пришло это слово.
– Могу я побеседовать с прорабом насчет стройматериалов?
Эдди ехал в кабине погрузочного устройства вместе с женщиной-оператором. Машина медленно двигалась вдоль уже заложенного фундамента. Груз ее составляли катушки с полупрозрачным зеленым тросом.
– Эй, а что это такое?
Камера-пчела плясала вокруг головы оператора. Женщина прикладывала героические усилия к тому, чтобы не смотреть на нее. Она дергала головой, будто отворачивалась от воображаемых пуль.
– Крыша. Мы опутаем каркас тросом, добавим кое-какой химии и сплавим это взрывом. Получится пленка, которая запечатает купол.
– А когда это знаменательное событие будет иметь место? Можно поснимать?
Оператор указала на мужчину в ярко-оранжевом комбинезоне:
– Спросите прораба.
Она наклонилась поближе к Эдди и понизила голос:
– Послушайте, а правда, что биотехнология у той женщины может подарить вечную жизнь?
– Не знаю, – ответил Эдди, возможно, слишком поспешно. – Но даже если и так, люди нашего сорта вряд ли смогут себе позволить эту роскошь…
– Точно, – отозвалась оператор. Но по выражению ее лица становилось ясно, что она бы с радостью копила на нее деньги.
В последнее время напоминания о Шан всегда отзывались у него легким жжением в желудке. Еще не давало спать то, что он до сих пор не завел с Линдсей разговора о «Хируорде». Если она знала об этом корабле, то тоже ему ничего не сказала, а это – нарушение договора. Но если она и вправду не знала про Райата, то, может быть, она совсем не в курсе дела… Эдди не позволял себе в ней сомневаться. Пока.
Он сосредоточился на делах. Работа всегда поддерживала в нем уверенность, что он жив и полезен. Разумеется, его волновал не отдел новостей и его мнение о работоспособности Эдди. Редактор-мальчишка больше не требовал сказок про биотехнологии. Эдди слышал, что некоторые люди очень, очень заинтересованы в том, чтобы информация о ней не просочилась в эфир, пока сама биотехнология не окажется у них в руках. Было время, когда никто – ни магнаты, ни правительство – не мог надавить на Би- би-си. Похоже, времена изменились.
Эдди направился к своему челноку и принялся умасливать пилота, чтобы она позволила ему посмотреть новости по каналу связи.
– Вы же видите свой материал, когда готовите его. – Пилот решила, видимо, вступить в словесную перепалку с Эдди. – Зачем смотреть его в эфире?
– В эфире репортаж более живой.
– Ну…
– И хотелось бы знать, не покромсали ли его. Она тщательно взвесила последнюю фразу.
– Ладно.
Эдди постоянно терял ощущение земного времени, хотя на его рабочем экране, который он всегда носил с собой, часы отсчитывали время – для разных поясов. Он развернул экран, чтобы проверить. Да, слишком рано для вечернего выпуска новостей.
Пилот сказала «ух ты» и уставилась на экран, будто перед ней предстала великая антикварная ценность. Если Эдди вернется домой, экран, несомненно, таковым и будет, если только на каждой микросхеме у него не стоит пометка «собственность канала Би-би-си».
Эдди захватил конец передачи «Задайте вопрос в прямом эфире». Солидного человека в дорогом костюме (а костюмы нисколько не изменились, отметил Эдди) перебил разгневанный налогоплательщик.
