ритуального сжигания на кострах, которое мы знаем по средневековой Европе. Знаменательно, что в Париже именно 23 июня, в день святого Иоанна, происходило нечто сакральное: на главной площади на столбе сжигали мешок с двумя дюжинами кошек и все, от короля до нищего, с ликованием взирали на это зрелище. При Генрихе IV кошек было помиловали, но новый король Людовик XIII, взойдя на престол, возобновил этот «ритуал». Сам факт этого священнодейства в день летнего солнцестояния, в земледельческий праздник Великого Солнца, напоминает «черную мессу» сатанистов в главный христианский праздник. Как поклонники дьявола плевали в Христа в пасхальную ночь, так скотоводы сжигали священную кошку земледельца в праздник Солнца.
Это немыслимо для русской, даже православно-христианской, традиции. На Руси есть поверье: кто убьет кошку, тому семь лет не видать счастья в жизни. На Севере у крестьян сохранилось представление, что кошку не то что убить, а даже бить «грешно» — обидишь домового; и обратное: «кто любит, бережет кошек, того этот хитрый зверь охраняет от всякой беды».
Существует удивительный медицинский факт, так называемая айлурофобия — навязчивый страх перед кошками. Эти люди не боятся собак, не боятся главного хищника, самого человека, но боязнь кошек у них на бессознательном уровне, а если более точно — в скотоводческом «коллективном бессознательном». Неудивительно, что ею страдали такие герои, как Наполеон Бонапарт, Александр Македонский, Юлий Цезарь, Чингисхан, Муссолини, Адольф Гитлер. Полководцы, вожди, то есть вершина, квинтэссенция, сверхчеловек скотовода-кочевника, которому не сидится на месте, «на земле», которому всегда нужны новые «стада» и новые «жизненные пространства».
Кошка есть некая лакмусова бумажка Традиции, некий абсолютный водораздел между Каином и Авелем. В истории человеческого противостояния был показательный эпизод, когда отношение к кошке показало, кто есть кто. В 525 году до н. э. очередной вождь и завоеватель персидский царь Камбиз в решающей битве с египтянами приказал своим воинам привязать к щитам вопящих кошек. Египтяне тогда предпочли сдаться, нежели поднять руку на священное животное. Но дело, конечно, не в предпочтениях, их земледельческое «бессознательное», их «Я», их высший приоритет воли не позволил нарушить священный союз, тогда как индоиранцы окончательно признали свое скотоводческое «Эго», показали окончательное «окочевнивание» и «оскотоводство» всего индоевропейства.
Кошка — еще одна нить, связывающая Север, Русь, с другой земледельческой солярной расой, с Древним Египтом, и именно отношением к кошке. Она священна и неприкосновенна, даже великий Ра не может без нее обойтись. В «Текстах Пирамид» читаем: «Но чаще всего злые силы и исчадия, стремясь уничтожить Солнце, нападают на Ладью Вечности в облике змей. Однако Ра и его спутники неизменно повергают врагов. Одного из злодеев — гигантского разноцветного змея — Ра убил под священной сикоморой Гелиополя, приняв обличье Великого Кота». В стране Ра за убийство кошки полагалась смерть. Европа скотоводов на другом полюсе, там кошка была объявлена животным дьявола, там даже сжигали их на кострах, по-христиански одержимо и так, что целые селения оставались «чистыми» от кошек. Средневековая Европа поплатилась за это крысами, чумой и третью населения. Когда вымирают целыми селами и городами, это уже не инфекция, это воля, точнее гнев Всевышнего.
В Книге скотовода, Библии, кошка не упоминается ни разу, более того, когда Яхве указывает Ною «взять каждой твари по паре», кошка не подразумевается, ее не было в Ноевом ковчеге. Объяснение тривиальное, ее просто не знала скотоводческая ветхозаветная традиция. Потом, чтобы как-то объяснить ее появление, возникла легенда, в уже поздних талмудических трактовках, о том, как расплодившиеся грызуны чуть было не уничтожили все запасы ковчега, и Ной погладил по лбу льва, и из носа царя зверей появилась кошка.
Замечательно, что после земледельческой цивилизации Древнего Египта кошка так и не прижилась на Ближнем Востоке, цитадели скотоводов-кочевников, с тех пор она бездомная бродит по улицам. В сердце этой цитадели, в Израиле, до сих пор кошка в доме такой же абсурд, как удав или павлин.
Не менее примечательно, что для элиты современной скотоводческой цивилизации, англосаксов, кошка на глубинном уровне осталась анти-образом, который «гуляет сам по себе». Чего стоят замечательные слова Киплинга — «каждый настоящий мужчина, увидев кошку, должен бросить в нее камень». Под «настоящим мужчиной» надо понимать именно англосакса, на худой конец индоевропейца. В англосаксонском «фольклоре», масскультуре, на которой воспитывается их новое поколение, главная роль отводится образу врага кошки, Микки-Маусу, а сам образ кота антигероизирован, он глупый, злой и бесполезный. Западная извращенная привычка разводить для декорации всевозможных домашних кошек, в том числе ушастых, голых, безносых и т. п., говорит о том, что они не понимают (может и не понимали), что такое кошка, откуда она и зачем. Для русского земледельца на всей огромной Русской равнине существует одна порода, одна кошка, та, которая ловит мышей. До сих пор деревенскому человеку непонятна городская блажь разводить кисок в квартире на диване, для него естественно, что кошка живет рядом с ним, но также естественно и то, что она должна ловить мышей. И это отношение гораздо полезней для кошки, если она не хочет выродиться в нечто, получающее подзатыльники от «микки-мауса». Впрочем, в оправдание городских домашних кошек, которые валяются на диване, можно сказать, что они на «заслуженном отдыхе», на почетной пенсии после тысячелетий честного и благородного труда на благо земледельца.
У домашней кошки есть одно уникальное свойство, отделяющее ее не только от остальных кошачьих, но и от всех животных: она мурлыкает, она так специфически реагирует на контакт с человеком. Очевидно, что это чисто эволюционное приобретение, безусловный рефлекс. В природе он бессмыслен, он нужен, чтобы приручить человека. Эволюционно этот звук был настроен так, чтобы человеку было комфортно, приятно, очень приятно. Также объясняется, почему «мяу» котенка так близко по частотному диапазону со звуками кричащего ребенка. Земледелец шел к кошке, он дал ей кров и защиту, потому что это был верный союзник в борьбе с его главными врагами — грызунами, но и кошка шла к земледельцу, к дому, где всегда было зерно, а значит, и грызуны и где всегда можно было найти добычу. Но чтобы попасть в этот дом, надо было быть не просто хищником, диким зверьком, а войти в доверие, приглянуться и особенно детям, страх у которых еще инстинктивный, природный. Поразительная, в отличие от всех других животных, прирученных человеком, кошачья чистоплотность, ненавязчивость, даже независимость и, конечно же, ласкающее слух «мур-р». Это гениальный эволюционный ход, но для эволюции требуется время и, самое главное, этого времени требуется гораздо больше, чем те смехотворные несколько тысяч лет, которые прошли, как утверждает официальная наука, с одомашнивания кошки. Для биологической эволюции таких высокоорганизованных млекопитающих, как кошачьи, требуется времени на порядок больше, и это еще раз доказывает, что домашние кошки необозримо старше собак (у них все еще условные рефлексы, простая дрессировка), но также и то, что спутник кошки, земледелец, необозримо архаичнее скотовода-кочевника, спутника собаки. Последнее, что можно к этому добавить — «кот» и «мышь» единственные животные, имена которых осталось неизменным практически во всех языках белой расы (Katze (нем.), cat (англ.), gato (исп.), chat (фр.), catus (лат.), Maus (нем.), mouse (англ.), mus (лат.), муш (санскр.)) со времен единства. Ни конь, ни пес не обладают такой древней и единой родословной, и это понятно, они появились уже много позже распада Севера, после падения индоевропейца до скотовода-кочевника. Общекоренные для всего Севера кошка с мышкой — это еще один факт, подтверждающий, что северная раса, белая раса, в начале своем и в сути своей раса земледельцев, раса Каина.
Из чего сделан человек? Из воздуха, который мы вдыхаем, из солнечных лучей, которые мы поглощаем, из воды, которую мы пьем, из пищи, которую мы едим. Если воздух и солнце это то, что нас объединяет, то вода и пища — возможно, то главное, что нас разъединяет.
Мясная пища, бекон, ветчина, колбаса, даже на завтрак, на начало дня, на начало жизни, на еще чистый желудок, для европейца уже жизненно, генетически необходимо, и это генетическая программа кочевника и скотовода. Для русской деревни первая половина дня по определению всегда постная, это каши, овощи, молочные продукты, пища мясная по утрам считалась «барской» блажью, но в целом и русскому дворянству было несвойственно плотоядство.
И, наконец, самая дьявольская «мелочь», которая делает пропасть между русским-земледельцем и индоевропейцем-кочевником бесконечной, это сырое мясо. Представить его на русском столе принципиально невозможно, по опять же принципиально генетическим причинам, связанным с конституцией, русский желудок просто не переварит его, если, конечно, его не вырвет. Но вы до сих пор можете увидеть в
