взгляд окажется в лучшем случае снисходительным: «Я так и думал, что ты бездарь». Захотелось в свою очередь спросить: «Кого из родителей ты больше любишь?» Хотя, если вспомнить поведение мистера Энсона, ответ станет ясен заранее.
– Мы работаем в разных жанрах, – сказал я после паузы.
Делберт задумчиво жевал травинку. Экологически чистый заменитель жвачки. И уж точно без сахара.
– А можно писать о том, что чувствуешь?
Я рассмеялся. Неплохая тема для диспута в литературном клубе, который закончится общим возмущением по поводу потока дешевых книжонок, заполонивших рынок. Но Делберт принял мой смех на свой счет и покраснел.
– Я знаю, что вообще можно, – выпалил он. – Я хотел спросить, можно так писать
– Если повезет с редактором, не скажут. А что, ты пишешь?
Он покраснел еще сильнее. Достаточный ответ. Я подростком тоже стеснялся своей «писанины». Мои творения, кстати, тогда никому не нравились, кроме Билли Родвэя.
– Можешь для начала показать то, что написал, учителю литературы, когда вернешься в школу после каникул, – сказал я. – Я в свое время так сделал, и он мне здорово помог.
– Мистер Риденс согласился посмотреть мои рассказы, – ответил Делберт. – Когда только приехал.
Он прикусил травинку и продолжил, не разжимая зубов:
– Он сказал, что я пишу ерунду. Корчу из себя этого… Сэлинджера, только так, как он, писать все равно не смогу. А мистер Риденс ведь лучше разбирается, чем школьный учитель, правда?
– Мистера Риденса иногда заносит, – честно признался я. – Но если он вспомнил Сэлинджера, значит, что-то хорошее в твоих рассказах точно есть.
Мальчишка усмехнулся, со свистом выпустив воздух сквозь зубы.
– А что этот тип пишет?
Лекция по народной ботанике была закончена. Я оказался на кафедре и начал обзор великих писателей, стараясь вспомнить, как это делали университетские профессора. Перескочил с Сэлинджера на Мел-вилла, упомянул Маркеса и Борхеса, потом добрался до Джеймса Джойса, не упустил ни Шоу, ни Стейнбека и приплел еще два десятка гениев из разных эпох. Делберт вряд ли понимал все, но слушал внимательно.
– А что
– Исповедальную прозу, – ответил я, не сдержав улыбки. – Книги о том, как человек поднимает бунт против общества, а потом все у него летит псу под хвост и он старается искупить свои грехи. Или то, что считает грехами. Понимаешь?
– Это любой поймет.
Комплимент? Или упрек в излишнем примитивизме? Я предпочел сменить тему:
– Тогда сделай так, чтобы я тоже кое-что понял. Два часа вокруг деревни бродим и хоть бы где-то мотор затарахтел. Сколько у вас тракторов? Один, и тракторист заболел?
– А что ему сейчас делать? – удивился Делберт. – Просто кататься?
– Я думал, в деревнях тракторы круглый год работают.
Губы мальчишки дернулись, но тактичности в нем было больше, чем во мне, и смеха я не услышал. Правда, Делберт чересчур торопливо нагнулся за очередным стебельком.
– Вот смотрите, эти колоски называются «молодые кобылки».
На мой взгляд, «молодые кобылки» были точно такими же, как «лисьи усики», которые он показывал мне часом раньше. Наверное, научное название у этих трав почти одинаковое. Вроде «колос обыкновенный» и «колос полевой».
– А кроме тракторов еще какая-нибудь техника здесь есть?
– Комбайн, картофелекопатель, сеялка, – монотонно перечислил он. – Культиватор.
– И ничего, предназначенного для вытаскивания камней с поля?
Я рассчитывал, что шутка вызовет улыбку, но мальчик нахмурился.
– Уезжайте отсюда, мистер Хиллбери.
Спасибо в морду не врезал. А я-то думал, что хотя бы лекцией заслужил право остаться! Но спросить, обязательно ли сдавать экзамен по сельскохозяйственной технике, чтобы жить в Моухее, не успел.
– Вы уже с мистером Риденсом повидались, – глядя в землю, продолжал Делберт. – Что вам еще тут делать? А в Калифорнии знакомые ждут и… и вообще.
– У меня отпуск. От «вообще» и от частностей, – сообщил я его затылку. – Тебе что, мое присутствие неприятно?
Он пожал плечами и побрел вперед. Да уж, недооценил я тактичность этого мальчишки. Готовый, блин, дипломат… для развязывания третьей мировой.
Я оглянулся: на холме примерно в миле от нас, как маяк, торчал дом Сельмы Уибли. Значит, чтобы вернуться в Моухей, понадобится минут двадцать. Решительно развернувшись, я пошел к деревне. Делберт нагнал меня минутой позже. Он снова выглядел бездомным щенком, но извиняться не собирался. И я