должен умирать.
Петрусь хлопнул Отто по плечу.
— Ты настоящий парень, Отто, хоть и фриц. Разрешите, товарищ комиссар?
Комиссар молчал. Заманчиво было заполучить хорошего хирурга. Но имел ли он право посылать людей на такой риск?
— Ведь умирает Сергей! — тихо, с силой сказал Петрусь.
Комиссар поднял голову. Петрусь, Отто, девушки напряженно смотрели на него, ждали ответа. Он с силой хлопнул ладонями по коленям:
— Ладно. Разрешаю. Пусть идут добровольцы — двое, трое. — Он повернулся к Отто: — Вы понимаете, что в случае провала Вайнер вас не пощадит?
— Яволь… Это я понимаю.
— И не боитесь?
Отто пожал плечами.
— Имейте в виду, мы вас не принуждаем. Вы можете отказаться.
— Понимаю… — Отто посмотрел комиссару прямо в глаза: — У вас есть неверный понятие о немецкий душа, герр комиссар. Я поеду за доктор Краммер. Я буду спасать жизнь Серьёшки. Только я не буду вооружаться и стрелять немца.
— Хорошо, Отто. Вы поедете без оружия. Можете идти.
Отто по-солдатски повернулся и вышел.
— Петрусь, последи за ним. На всякий случай.
Петрусь молча кивнул и направился к двери, но комиссар остановил его.
— Кстати, тебе лучше не появляться в Ивацевичах. Все собаки знают.
— Я — артист! — важно сказал Петрусь. — Я надену форму обер-лейтенанта и буду вовсю ругаться на чистом русском языке. Немцы будут только глазами хлопать. Или нет. Я буду раненым, перебинтую себе башку — родная мама не узнает. Пусть Отто везет меня в госпиталь, а по дороге мы заедем за этим самым доктором.
— На чем поедете?
— Хорошо бы на автомобиле… хотя б на грузовике. В крайнем случае возьмем в селе лошадь.
— А обратно как выберетесь?
— Выберемся, товарищ комиссар. Вы не беспокойтесь. Обстановка подскажет. Девочки, дайте бинтик.
Наталья вытащила из-под нар мешок, достала оттуда бинт, протянула Петрусю:
— На. Только смотри, Петрусь, вместе с доктором прихвати и инструменты. Не забудь.
— «Любимый город может спать спокойно», — вдруг тихо пропел Петрусь, махнул рукой и вышел.
После полумрака землянки снег ослеплял. Петрусь остановился возле разведчиков, зажмурил глаза.
— Как там?
— Неважно, ребята.
Разведчики опустили головы.
— Кто пойдет со мной в Ивацевичи за доктором? — спросил Петрусь.
Разведчики встали, как по команде.
— Нужен один человек.
Петрусь внимательно оглядел всех по очереди. Потом обратился к одному уже немолодому разведчику с одутловатым, испитым лицом:
— По-немецки разумеешь?
— Ни трошечки.
— А как звать?
— Федор.
— Эк тебя разнесло от пьянства.
— Я хмельного в рот не беру, — сердито сказал Федор. — Почки у меня прохудились.
Петрусь улыбнулся:
— Ну, добре. Дело рисковое. Пойдешь?
— Пойду.
— Что ж у нас помоложе нет, что ли? — проворчал молоденький паренек с маленьким носом кнопочкой.
— Не твоего ума дело, — сказал Петрусь. — Ну куда я, к примеру, тебя возьму? В немецкой форме да с этаким носиком! Кто же поверит, что ты немец, ежели от тебя за сто верст русским духом несет! А Федора наряди — и хоть к ихнему фюреру: солдат пил, не отоспался.
Разведчики засмеялись и тотчас притихли, виновато оглядываясь на дверь землянки.
Через час трое немцев шагали лесной тропой. Впереди шел обер-лейтенант. За ним два солдата. Один из них, долговязый, был безоружен, зато у второго, с одутловатым, испитым лицом, за плечами висело два автомата.
Последнее время доктор Краммер плохо спал. То ли давало себя знать переутомление, то ли возраст. Никогда раньше не гляделся он в зеркало, а теперь нет-нет, да и посмотрит на свое осунувшееся, опухшее от бессонницы лицо. Вздохнет, примет порошок люминала, чтобы уснуть, и ложится на узкую жесткую койку. Но сон не приходит. Не помогает даже двойная доза люминала.
И в этот поздний вечер он рассматривал в зеркале свое испещренное множеством морщин лицо, потрогал зачем-то дряблые щеки… Старость. Только одни пальцы не стареют. Он вытянул вперед руки. Пальцы были тонкие, костистые, сильные, живые. Он подвигал ими, сжал и разжал…
Может быть, права фрау Китцен? Пора отдохнуть? Испросить отпуск и уехать домой, в Гамбург… Домой… Он отчетливо представил себе кабинет с тремя дубовыми шкафами, где за стеклом поблескивают холодные хирургические инструменты. Спальню с широкой жесткой кроватью и скелетом в углу. Гостиную, полную книг и ковров, из которых никакими пылесосами не вытянешь пыль… Скука. Лежать на своей широкой жесткой постели в пустой квартире, без сна… Серые улицы. Туман. Море с тяжелыми чугунными волнами… Ну его к черту! Краммер ссыпал три порошка люминала на одну бумажку. Лошадиная доза!..
Где-то коротко постучали. Верно, в наружную дверь. Краммер положил бумажку с люминалом на стол. Прислушался. Стук повторился.
Интересно, проснется этот вечно сонный баварец, денщик?
Снова послышался стук. Наверняка пришли из госпиталя. Кого-нибудь привезли. Краммер сердито засопел и направился через соседнюю комнату в сени. Сбил по дороге ударом ноги ведро. Оно громыхнуло, но спящий в комнате баварец даже ухом не повел.
— Вот спит, подлец! — буркнул Краммер и загремел задвижкой.
В хату вошел долговязый солдат, выбросил вперед руку:
— Хайль Гитлер!
— Хайль, — вяло ответил Краммер.
Лицо солдата было знакомо. Видимо, из госпитальных санитаров. Они часто меняются. Да-да, он не раз видел этого долговязого.
— В чем дело?
— Господин доктор, господин Вайнер просил вас срочно прибыть.
Краммер поджал губы.
— Привезли кого-нибудь?
— Так точно. Говорят, совершенно необыкновенный случай.
Краммер оживился. Ушел в свою комнату. Вернулся с шинелью в руках.
— Помогите. Мой баварец дрыхнет.
Солдат помог ему надеть шинель.
— Идемте, — сказал Краммер.
— А инструменты, господин доктор?