– Ненадолго, молодые люди. Вернетесь - позвоните.
– А чего там делать долго? - проворчал Павел, делая вид, что идет безо всякой охоты, из-за Матильды.
Они вышли за ворота. Улочка, посыпанная плоскими камешками, сбегала вниз и была пуста. Ни души. Полдень. Кому охота вылезать на жару?
– Возьми меня под руку, - попросила Матильда.
– Ну да!… Ты, как печка.
– Но я могу упасть!
– На землю, не на небо, - засмеялся Павел.
Они двинулись вниз. Позади раздался непонятный грохот. Оба обернулись. И Павел увидел знакомую троицу, по-лошадиному топая, ребята сбегали сверху, придерживая маленькую тележку на четырех колесиках с деревянными бортами. Тележка была доверху набита хворостом. А железные обода колес гремели на камнях.
Павел обрадовался, но виду не подал, следил, как они приближаются. Матильда заткнула уши.
– Т-р-р-р… - крикнул внук Соколика, когда они поравнялись с Павлом и Матильдой.
Тележку остановили. Все трое уставились на Матильду.
– Матильда, ты имеешь успех у туземцев, - сказал Павел. - Теперь они будут рассказывать, что видели неземную красоту. - И добавил по-словацки: - Добры день.
Матильда снисходительно улыбалась. Этот, в солдатской шапке, если его отмыть и переодеть - парень хоть куда!
– Добры день, - ответил Янко.
– Як дедушка Ондрей? Здоров ли? - спросил Павел.
Янко кивнул.
– Дедко одишнел до дедины.
Павел не понял.
– До дедины, - пояснил Янко, прогудел паровозом и, согнув руки в локтях, задвигал ими, подражая паровозу.
Спутники его засмеялись.
– Понял… Уехал.
– До дедины, - повторил Янко и посмотрел на Матильду. Матильда состроила ему глазки. Янко снял пилотку.
– До виденья, пани. - Он что-то сказал товарищам, и тележка загремела дальше.
– На каком языке ты с ними говорил? - спросила Матильда.
– Сам не знаю, - ответил Павел. - Идем. - 'Дедина, дедина… Вероятно, где жили деды… Может, деревня - дедина?'
Тележка быстро удалялась и свернула на боковую улицу. Павел остановился на перекрестке. Ребят в боковой улице уже не было. 'Живут где-то здесь', - подумал Павел.
Через центр городка проходило асфальтовое шоссе. По нему двигалась колонна грузовиков. Над ними висел синий вонючий дым. По обеим сторонам шоссе тянулись одноэтажные и двухэтажные дома за зелеными палисадниками, отгороженными от шоссе высокими вязами и липами. Тень от деревьев лежала на панели причудливыми кружевами и не давала прохлады. Внезапно дома отодвигались, образуя площадь. Здесь были ресторан, магазин, в витрине которого была выставлена обувь, кофточки, висело духовое ружье на фоне пестрой материи. Дальше какие-то маленькие лавочки, кафе. И в самом конце - бензоколонка.
Матильда хотела зайти в магазин, но поперек открытой двери стояла палка. Обед.
– Какой убогий городок! - поморщилась Матильда. - Хочу в Берлин.
– Соскучилась по бомбежкам? - ехидно спросил Павел.
– Там хоть люди, - сказала Матильда.
– Везде люди.
В боковой улочке над всеми домами возвышался костел, а за ним - кладбище, огороженное невысокой стеной с сохранившейся кое-где штукатуркой.
– Зайдем, - предложил Павел.
– Это же кладбище!
Павел двинулся к открытым воротам. Матильда побрела следом. Кладбище уступами взбиралось на холм. У могильных памятников кое-где стояли черные квадратные фонарики.
Среди богатых мраморных надгробий попадались убогие холмики, обложенные дерном, с деревянными или железными крестами. Даже в смерти люди не были равны. Возле одного холмика стоял вырезанный из жести, распятый на кресте Иисус, у ног его лежали привядшие букетики цветов.
– Пойдем, Пауль, - тихо сказала Матильда.
Надписи, надписи… На словацком, на немецком… Латынь… И вдруг: 'Рабъ Божий Михаил Ивановъ Костылевъ. Мир праху твоему'. По-русски. Надпись стерта, плита покосилась.
Кто он, этот Михаил Иванов Костылев? Павел пожалел, что нет у него в руках цветов. Он бы положил их на могилу неизвестного Костылева.
– Русский, - сказал Павел и вздохнул.
– А рядом - немец, - произнесла Матильда.
– Вот именно. В одной земле.
Они двинулись к воротам. Павел думал о матери и брате. Почему нет писем? Может быть, они погибли? Ведь война ж! И папа погиб? И остался он один-одинешенек на свете? Похоронят, как этого Костылева на чужбине. 'Раб божий Павел Иванов Лужин. Мир праху твоему'.
Ужасно, как кладбище действует! Он покосился на Матильду. Матильда смотрела куда-то вбок, щуря от солнца глаза. Павел взглянул туда же. Неподалеку возле могилы стояли двое солдат, тихо переговариваясь. К ним шел старик. Павел узнал Соколика. На нем был черный пиджак, в руках кепка и цветы.
Соколик поравнялся с солдатами, сказал им что-то, почти не останавливаясь, и пошел дальше.
Как же так? Ведь Янко сказал, что дед уехал в какую-то дедину?
Солдаты направились вниз к воротам. Павел пригляделся. Не может быть! Но эта прямая спина, гордая посадка головы. Гауптман фон Ленц. Монокля нет. И форма… Обмотки на ногах. Грубые башмаки. Гауптман - и вдруг рядовой словацкой армии.
Солдаты исчезли за воротами. Фон Ленц это был или не он? Просто похожий?
– День добры, - сказал Соколик, подходя и утирая рукавом вспотевший лоб. - Чи панство спацирует?
– Хей… День добры, пан Соколик. Вы не уехали на дедину? Я видел Янека.
– Ано. Я уехал на дедину.
– Мне знаком один из тех солдат.
Соколик покосился на Матильду.
– Непознам тых вояков. До виденья.
– До виденья, пан Соколик.
Старик пошел к воротам.
Знает он этих солдат. Только вид делает, что не знает.
– О чем ты с ним говорил?
– Ни о чем, - ответил Павел. - Забавный старик. Идем.
Они спустились к воротам и вышли на улицу.
До чего же похож солдат на фон Ленца! Если бы не Матильда, он бы подошел. Может быть, фон Ленц, если это, конечно, он, знает, что с мамой? Слишком долго нет писем.
Вечером вернулись из Братиславы Доппель и Отто. Наскоро поужинав, они заперлись в кабинете доктора. Потом Отто прошел в свою комнатку под лестницей. Павел бывал там. Комнатка маленькая. Под оконцем стол с пишущей машинкой. У стены - узкая койка, застланная серым ворсистым одеялом. В углу - стоячая вешалка. Шинель, плащ и на плечиках штатский костюм. Павел заметил, что здесь Отто редко надевал форму, все ходил в штатском.
Из открытого окошка послышался стрекот пишущей машинки, словно в саду поселилась большая
