— Я не смогу тебе сыграть, отраженный. Но я могу спеть. Если ты захочешь услышать.
Аллодис не спросил, почему она назвала его «отраженный» и что это значит. Только выдохнул, как будто ныряя в ледяную прорубь головой:
— Хочу услышать…
Она ссыпала обратно в мешочек сухарики с маленькой ладошки. И запела без слов, тихо, чтобы не тревожить спящих. Это даже отдаленно не напоминало человеческий голос. И песнь богов — лишь отчасти. Не было музыки, но она звучала. Не было слов, но Аллодис слышал их. Там, где голоса не было, звучали десятки голосов…
Хотелось плакать, когда она пела о тоске и боли, убивать, когда пела о ярости и ненависти. Казалась стальной собственная воля, когда музыка говорила о стойкости духа и силе. Некромант потерялся в этом чуде, и его пробрало сладкой дрожью, когда музыка, не переступая тонкую, невидимую грань меж чувственностью и пошлостью, превратилась в ласкающий огонь любви. Полный страсти и чувств танец самой ночи. Уверенность в силе, стойкости и доброте… его, Аллодиса Дор Керрована, рыцаря смерти… Многогранная, глубокая, безбрежная Музыка, та, что захватывала без остатка!..
Когда она замолчала, некроманты далеко не сразу сообразили, что наступила тишина.
— Спокойных снов, мальчики, — вставая, сказала Создатель.
— Пожалуй, я и правда пойду спать, — с трудом понимая собственные слова, сказал Аллодис.
Внутри него продолжала звучать самая невероятная музыка, какую ему когда-либо доводилась слышать.
Альтис проснулся на рассвете. Сладко потянулся, как большой кот, открыл глаза, сел на кровати. Вспомнил вчерашний вечер, чем мгновенно испортил себе настроение.
— Др-раконы… демиур-рги, — сквозь зубы процедил демон, одеваясь. — Наглое, самовлюбленное, самоуверенное племя!
Раздражение хотелось на ком-нибудь сорвать. Например, поднять пинками весь отряд и отправить в путь без завтрака, показав, кто здесь командор. Альтис так бы и сделал, если бы не был уверен, что придется лоб в лоб столкнуться со Смычком, против воли которой он не пойдет из простого каприза. Но как же его бесило, когда кто-то вдруг начинал думать, что может что-то решить за него!
Впрочем, выспался он заметно лучше, чем обычно. Оставалось только пойти к примеченному еще вчера колодцу и вылить себе на голову ведро холодной воды, чтобы окончательно схлынула злость вместе с остатками сна.
Выйдя на улицу, демон застал интересную картину. Некроманты сцепились меж собой, как бойцовые псы на арене! Ни о какой разминке речи и быть не могло — так можно только отношения выяснять, а не тренироваться!
— Что, опять в песочнице лопатку не поделили? — Глубокий, сильный голос демона невозможно было не услышать. Колдуны, отпрянув друг от друга, одинаково зло уставились на демона. — Какого нежитя мордобой устроили? Один наступил на любимый куличик другого?
Колдуны молчали, бросая редкие, разъяренные взгляды друг на друга.
— Ладно, мне-то что, — честно признал демон. — Можете хоть убить друг друга. Только из состава отряда вы двое исключены. Отправляйтесь обратно.
Аллодис пришел от этих слов в ужас:
— Командор!.. Не нужно, я больше не…
— Командор, моя вина в возникшем конфликте ничтожна! — выпалил Нангерат, перебив соратника.
— Чего?! — мгновенно взъярился Аллодис. — Да это ты начал!.. Тупой недоносок…
— Придурок безмозглый, — ответил Нангерат с презрением.
— Два великовозрастных имбецила, — припечатал демон. — Повторюсь — мне все равно, что вы не поделили, но решите это миром! Иначе — отправляйтесь хоть в задницу Кошмару, но со мной вы дальше не пойдете.
Альтис отвернулся и направился к колодцу. Настроение оказалось изрядно приподнятым.
Через час отряд снова отправился в путь. Ехали медленно, потому что если раньше здесь и была какая-то дорога, то теперь от нее остались одни воспоминания. Как и обещал Альтис — буераки самые настоящие. Скалистая, холмистая местность, заросшая низкими кустами и высокой травой.
Альтис внимательно изучал свой немного сонный и слегка замерзший в это прохладное утро отряд.
Рина досыпала в седле на лошади Ветра, а Стрим одной рукой обнимал и поддерживал любимую женщину. Эльфийка, за десятилетия привыкшая к относительно спокойной жизни, устала от того, что происходило в последнее время. Она искала крохи покоя в руках у Ветра. Стримбор шел вперед, ничего не ожидая и ни на что не надеясь. Когда придет час смерти, которую бог ветра ожидал, он просто закроет глаза. Альтис не мог сказать ему ни слова в укор.
Арох устал. Ему было страшно. Очень. Он боялся за младшего, за Пламенного, за Алину и Стрима. Боялся остаться один. И устал от этого чувства, которое постоянно грызло его изнутри. Его снедала горечь потерь и безнадежность будущего. Младший… Атиан, как с того памятного дня стали звать Волчонка, испытывал примерно то же, разве что в меньшей степени. Он оказался сильней и уверенней старшего, потому что был младше, потому что испытал меньше боли и унижений. Только был еще и очень зол тем, что Арох не спешил выполнить его требование. Атиана тяготила его жизнь. Он был свободным волком, он еще не забыл, что такое четыре лапы и пьянящее счастье охоты. И желал снова вернуться в свою родную божественную шкуру. Даже если ради этого придется умереть. Что будет дальше — он не задумывался. Даже не так… он заставлял себя об этом не думать.
Смычок о чем-то болтала с Алиной и радовалась как девочка.
Некроманты, как и ожидалось, с независимым видом держались друг от друга подальше. На подтрунивание и вопросы о разбитых физиономиях предпочитали не отвечать.
Увидев, что все идет как обычно и пока не требует его вмешательства, Альтис достал свою изрядно потрепанную книгу для записей и углубился в планирование очередного гениального безумства.
К полудню Смычок убедилась, что основная злость уже успела перекипеть в душах некромантов. Она осторожно огляделась, поравняла пегаса с конем Аллодиса. Несколько ничего не значащих фраз завязали разговор. Выбрав момент, Смычок спросила, глядя исключительно перед собой:
— Что вы все-таки не поделили?
— Мировоззрение и отношение к жизни, — спустя минуту отозвался некромант. Он повернулся к девочке.
— Как все серьезно, — после небольшой паузы сказала Создатель и взглянула снизу вверх, в глаза мужчине.
Аллодис окунулся в бездонные, разноцветные, как мозаика в калейдоскопе, глаза. Пропал в них. Вынес из бездны странную смесь чувства почитания и отцовской любви к этому сверхсуществу. Он знал — Смычок была предельно осторожна с нам. Даже, пожалуй, нежна. Иначе его бы давно уже не было в живых.
А вот подъехав ко второму нимадоргцу, оказалась несколько менее сдержанна. Колючий взгляд без лишних слов в глаза колдуна, и тот, бледный, в испарине и дрожи, уже распластался на шее своей кобылы. Когда Альтис объявил привал, Смычок обнаружила, что нимадоргцы как ни в чем не бывало разделили свой сухой паек и живо что-то обсуждали.
Демон отвел в сторонку демиурга и развернул карту:
— Мы вообще где? И сколько нам еще идти по этой местности?
Смычок огляделась, посмотрела на карту… Вцепилась в карту обеими руками и снова огляделась.
— Развоплоти меня Хаос! — в сердцах ругнулась она. — Мы немного отклонились с пути. Сейчас придется идти на северо-запад, чтобы вернуться на нужную дорогу. Если успеем, то будем в Литте завтра к утру. Хотя я рассчитывала на сегодняшний вечер. Плохо. Странно…
Смычок еще долго что-то недовольно бормотала, просчитывала и начинала ругаться на нимадоргском.
