только из-за Ботяну, который не согласился вести роту вперед. Ну и черт с ним. Лишь бы добраться до немцев. На пути был небольшой окоп. Манолиу прыгнул в него. Тем временем бронемашины противника открыли сильный огонь по батальону. Движущиеся со стороны противника новые бронемашины наседали на передние. Манолиу побагровел. Окружение батальона становилось неизбежным. «Может быть, мне все-таки удастся передать батальон немцам…» — подумал он.
Станку, находившийся рядом, заметил какой-то странный блеск в его глазах и почувствовал, что тот рад, что батальон попал в беду.
Рота Ботяну продолжала вести огонь. Казалось, что полк вот-вот поддержит роту. Но полк молчал. Правда, артиллерия уже прекратила обстрел своих частей и перенесла огонь на бронемашины противника.
Манолиу уже не мог командовать батальоном. Все роты действовали самостоятельно. «Если мне не удастся перебежать к немцам, меня все равно разоблачат. Ведь я дал артиллерии неправильную схему целей», — напряженно думал Манолиу.
Станку лежал в двадцати метрах от капитана. Вокруг беспрерывно рвались снаряды. В нескольких шагах от Станку раздался оглушительный взрыв. Земля задрожала, окоп засыпало. Когда Станку пришел в себя, ему показалось, что взрыв произошел в том месте, где находился Манолиу. Он поднял голову и стал напряженно вглядываться. Но Манолиу не было видно. «Где же он?» — недоумевал Петре.
В это время затрещал телефон. Затем опять и опять. Видя, что к нему никто не подходит, Станку прыгнул в окоп. Рядом с настойчиво трещавшим телефоном лежал телефонист. Он был мертв. Станку снял трубку.
— Алло, да, да, господин полковник. Я — «Палтин». Господина капитана? Сейчас…
Отложив в сторону трубку, он поднялся и стал звать Манолиу. И вдруг увидел его. Спотыкаясь, с поднятыми вверх руками, Манолиу бежал к позициям противника. Станку не верил своим глазам. Он схватил трубку и крикнул:
— Господин полковник, господин капитан бежит в сторону противника. Посмотрите в бинокль, покарай меня Бог, если я вру… Как? Открыть огонь по капиталу? Слушаюсь! Будет исполнено.
Станку поднял автомат. Задержал дыхание и, поймав беглеца на мушку, с силой нажал курок. Манолиу остановился и, хватаясь руками за воздух, наклонился и упал на землю.
— Так тебе и надо, предатель, — со злобой произнес Станку, снимая палец с курка.
Вновь затрещал телефон. Станку подбежал, схватил трубку и услышал уже знакомый ему голос полковника.
— Молодец, связной. Как твоя фамилия?
— Солдат Петре Станку, господин полковник.
— Вот что, Станку, передай лейтенанту Ботяну, что я приказываю ему взять на себя командование батальоном. Батальону занять оборону и любой ценой остановить противника. Я пришлю…
Раздался взрыв. Связь была прервана.
— Алло, ал-л-оо… — напрасно кричал в трубку Станку. Затем он выскочил из окопа и побежал в сторону роты.
Выслушав сообщение Станку, Ботяну вышел из окопа и, приложив ладони ко рту, крикнул:
— Батальон, слушай мою команду. Любой ценой задержать противника, не дать ему возможности сомкнуть кольцо. Берегите патроны. Они нам очень пригодятся…
В течение всего дня полк безуспешно пытался отбросить противника, вклинившегося между 2-м батальоном и главными силами полка. 2-й батальон из последних сил удерживал натиск противника. Зарывшись по пояс в мерзлую землю, солдаты стреляли лишь тогда, когда были уверены, что попадут в цель.
Из-за предательства Манолиу батальон потерял половину личного состава. В роте Ботяну во взводе Насты вышло из строя больше половины солдат. В тишине ночи слышались стоны раненых. Их было много, сумка санинструктора быстро опустела — индивидуальные пакеты кончились. На бинты стали рвать рубашки.
Ботяну приказал всем ротам немедленно занять круговую оборону. Каждой роте был определен участок, часть солдат оставалась в обороне, остальные — направлены на рытье глубоких траншей.
Перед каждой ротой на сто метров вперед было выдвинуто боевое охранение.
Взвод Илиуца начал рыть окопы. Видя, что во взводе Насты дело идет туговато, Илиуц послал туда отделение Тюдора. Солдат Безня с трудом поднялся на ноги.
— Какого черта я должен копать еще одну яму? У меня уже есть одна.
— Не говори глупостей, — ответил Лука. — Я готов рыть сотню ям, лишь бы не остаться с продырявленной шкурой.
— Это верно, что мы окружены? — робко спросил Айленей.
— Ерунда! А если бы мы даже и были окружены, то неужели ты думаешь, что полк или дивизия оставили бы нас?
— Так-то оно так, но если найдутся еще такие, как Манолиу, то нам не миновать плена.
— Ты что, считаешь, что все офицеры — предатели? Возьми хоть нашего лейтенанта…
— Перестаньте болтать! — крикнул кто-то. — Лучше поглубже ройте траншеи, чтобы до утра в них укрыться.
…Близился рассвет. Мороз все усиливался. Небо стало похоже на замерзшее озеро. В одном из укрытий при свете фонаря над измятой картой склонился лейтенант Ботяну. Он сделал схему по масштабу карты, нанес на нее батальон и, подсчитав расстояние до главных сил, от которых батальон был отделен вклинившимися бронемашинами противника, понял, что они находятся в ловушке. Атака против гитлеровских бронемашин силами батальона равносильна самоубийству. Ее можно начинать только в том случае, если наступление батальона поддержит полк или дивизия. Лишь тогда противник наверняка отступит.
«Проклятый Манолиу! Поделом ему, собаке! — выругался про себя Ботяну. — А ведь как все удачно складывалось! Где же выход? Чего нам ждать? Если бы я сейчас оказался в дивизии, то сказал бы: 'Господин генерал, что нам делать? Сколько мы еще будем сидеть в окружении? Продукты у нас давно кончились, боеприпасы на исходе, половина личного состава вышла из строя…'»
Солдат Станку сидел, поджав ноги по-турецки, и держал фонарь, освещающий карту. Внимательно посмотрев на Ботяну и заметив его нахмуренный лоб, он спросил:
— Тяжело, господин лейтенант?
— Да, Станку, тяжело, очень тяжело. Если бы мы имели связь с нашими, все выглядело бы иначе. Но телефон больше не работает…
— А не могу ли я, господин лейтенант, заменить телефон. Напишите все, что вам нужно передать, и я вмиг доберусь до полка или дивизии.
Да, об этом уже думал Ботяну. Но как Станку прорвется через окружение? А вдруг донесение по падет в руки врагов? Ведь тогда всему батальону будет конец. И все же это единственный выход. Если завтра, на рассвете, дивизия не перейдет в наступление, тогда… Нет, дивизия должна на рассвете перейти в наступление! И ей нужно сообщить об этом!
— Значит, прорвешься, Станку?
— Прорвусь, господин лейтенант.
— Смотри, чтоб тебя не накрыли.
— Не беспокойтесь, господин лейтенант, я проворный!
Ботяну написал на схеме, нажимая на каждую букву: «Мы атакуем завтра в 6 часов в юго-восточном направлении с целью прорвать окружение. Если и вы начнете наступление в это же время, то успех будет на нашей стороне».
Он вложил схему в конверт.
Фонарь погас. Ботяну и Станку двигались вдоль расположения взвода Илиуца.
— Стой! Кто идет?
— Тише, Илиуц, — откликнулся Ботяну. — Это я со связным проверяю караулы. Ну как, скоро кончите рыть окопы?
