Она сидела рядом с его головой, глядя на него сверху вниз.
– Я люблю тебя, Джонни, – призналась она. Он улыбнулся, не открывая глаз.
– Думать об этом будет хорошо.
– Правда.
– Конечно. Я тоже люблю тебя.
Она смотрела на него, испытывая непонятное жуткое чувство, словно она убила его: картина завершена, женщина-убийца сидит рядом со своей жертвой. Он казался совершенно спокойным, лицо безмятежно, голос добрый, никакой притворной меланхолии, но странным образом мертв.
– Мы будем часто писать друг другу, Джонни, – сказала она. – Каждый день.
– А иногда дважды в день.
– Жаль, мама не разрешит приезжать к тебе. Может, я смогу заставить ее передумать.
– Может быть.
– Летом, может быть, удастся уговорить ее отпустить меня на Пайн-Айленд.
– Было бы великолепно.
– Мама может передумать и разрешить тебе приезжать ко мне в школу, да ты и так смог бы приехать.
Он повернулся на бок, лицом к ней, и сказал:
– Мы должны посмотреть фактам в глаза, Молли. Твоя мать сделает все, что в ее силах, чтобы нам было как можно труднее встречаться. Она хочет разлучить нас, и, вполне вероятно, у нее это получится, по крайней мере на долгое время.
– Будем терпеть до конца, – предложила Молли.
– Я вот лежу и думаю, что из этого получится. Без дураков, Молли. В воскресенье мне обратно в школу. В прежнюю комнату. К этому надо еще привыкнуть.
– Мне тоже. Я, как и ты, совсем не хочу возвращаться.
– Я знаю, – сказал он.
– Каждый день в три часа мы играем в волейбол. Ненавижу волейбол.
Он засмеялся.
– Еще мы играем в хоккей на траве, – продолжила она. – Там есть одна здоровенная девица, которая все время гоняется за мной. Я от нее увертываюсь, а остальные девочки из-за этого злятся.
– Не вступай с ней в споры, – предупредил он. – Не хочу, чтобы тебе переломали кости.
– Для сохранения прямой осанки нас заставляют носить на голове книги, – продолжала Молли. – У нас есть учительница, ее зовут Риггли. Кроме шуток. И она, когда идет, так виляет бедрами, что полностью соответствует своему имени.
Молли поднялась на ноги и, к великому удивлению Джона, превратилась в настоящего пантомима.
– Мисс Риггли говорит: «Девушки, вы должны понять, насколько важно уметь правильно входить в комнату. В дверях вы должны приостановиться и представить себе, что глаза всех присутствующих устремлены на вас. Так ли это на самом деле, не имеет ни малейшего значения. Вы должны это чувствовать. Вы должны двигаться как королевы». Потом, – заключила Молли, – она входит, виляя бедрами. Вот так.
И она семеня ногами, очень похоже продемонстрировала ходульную жеманную походку.
– Так ходят королевы? – смеясь, спросил Джон.
– Никогда не видела королеву. Думаю, мисс Риггли тоже.
– Мне нравится твоя походка, – заметил Джон. – Не дай мисс Риггли ее испортить.
– Вряд ли она обрадовалась бы, услышав это, – возразила Молли. – Она говорит: «Молли Картер, что мне с вами делать? Вы не хотите учиться правильно входить в комнату и не хотите учиться правильно сидеть».
– Сидеть? – изумленно спросил Джон.
– Да, сидеть. Это полагается делать вот так. Аккуратно сложив перед собой ладони, Молли манерно огляделась, изображая великую осторожность, и опустилась на песок.
– Мне нравится, когда ты сидишь, как обычно, – сказал Джон. – Ты ее не слушай.
– После того, что произошло, Джонни, в школе будет не так уж плохо, – мягко проговорила она. – И вообще, все остальное тоже будет не так плохо. И все благодаря тебе.
– Пойдем, – присаживаясь, предложил Джон. – Нам пора возвращаться. Сегодня в отеле танцы. Хочешь пойдем?
– Джонни, – попросила она, беря его за руку. – Поцелуй меня разок.
– Нет! – резко ответил он. – И без того тяжко – зачем усугублять?
– Один поцелуй – это трудно?
– О, Молли. Тяжело остановиться после этого. Я стараюсь изо всех сил поступать так, как ты хочешь.
– Именно сейчас я хочу поцеловаться.
