наверх и вошел в свою бывшую комнату. Вот она, с кроватью, где он так много плакал. На кровати громоздились два перевернутых стула, коробка с книгами и письменный стол. Вся пирамида была покрыта простынями. Он снял их, поставил мебель на старые места, а одной простыней протер пыль. В нижнем ящике комода он нашел пуховое стеганое одеяло, обшитое шелком и завернутое вместе с пакетиком нафталина. Запах нафталина был невыносим. Задвижка на окне открылась легко, и он поднял скользящую раму. Свежий воздух. Снаружи знакомыми глухими ударами шумел прибой, а из-за моря только-только начал подниматься полумесяц. Ветер, словно крылья, раздвинул выцветшие миткальные занавески.
Он спустился на первый этаж к боковой двери, запертой, как всегда, на задвижку, вышел, оставив ее открытой. Прошел шесть кварталов до аптеки. За прилавком стоял высокий старик с густыми бровями. Преодолев страх, Джон шепнул ему что-то на ухо.
– Молодой человек, – спросил аптекарь довольно громко, – сколько вам лет?
Джон огляделся вокруг. Других посетителей в аптеке не было.
– Двадцать один, – пробормотал он.
– Молодой человек, я в этом сомневаюсь. У меня у самого четверо детей и восемь внуков. Кто мог бы мне объяснить, почему тот факт, что я являюсь фармакологом, накладывает на меня обязанность способствовать…
Джон вышел на улицу. Его лихорадило. Взглянув на часы, он увидел, что почти восемь – в это время он обещал встретиться с Молли.
В дом его впустила худосочная цветная служанка: Кен сидел в гостиной и читал газету.
– Привет! – он оторвал голову от чтения и улыбнулся. – Наверное, тебе нужна Молли.
– Да, – сказал Джон. – Мы идем в кино. На «Кинг-Конга».
– Она наверху. Сейчас спустится.
Джон взял со стола журнал «Сатердей ивнинг пост», на обложке красовалась маленькая девочка с косичками. Он опустился в кресло и стал читать повествование о ковбое и молодой симпатичной учительнице. Послышались шаги. Он оторвал глаза от журнала и увидел перед собой Молли в желтом платье, почти золотого цвета, довольно официальном. Волосы она украсила цветком белой магнолии.
– Пойдем, Джонни, – сказала она. – Нам пора.
– Это ты в кино так принарядилась? – спросил Кен.
– После фильма, может быть, мы зайдем на танцы, – ответила Молли.
Они покинули дом через парадную дверь и пошли по асфальту.
– Мы не можем туда идти, – сказал Джон. – Аптекарь не продал мне. Может, я возьму такси и попытаюсь купить где-нибудь еще, – в его голосе звучала боль.
– Бедный Джонни, – заметила она. – Должно быть, тебе было очень скверно.
– Да, скверно.
– Просто нам придется быть поосторожнее, – вымолвила Молли.
– Нет. Мы пойдем на танцы.
– Ты хочешь танцевать?
– Нет!
– С мотелем все в порядке?
– Да! Почему это должно быть так ужасно?
– Не должно.
Боковая дверь открылась бесшумно, и они молча поднялись по пыльным ступеням наверх; рука Джона светилась красным, прикрывая фонарь. Открыв дверь в свою комнату, он увидел лунный свет, струившийся через открытое окно, и выключил фонарик. С моря дул свежий ветер. Она стояла посреди комнаты, и в ее золотом платье мерцал отраженный свет луны.
– О, Молли, – произнес он. – Я никогда не забуду…
Глава 25
Весь вечер Кен не находил себе места. В половине двенадцатого он прекратил попытки занять себя чтением и пошел в спальню; Сильвия была уже там. Когда он открыл дверь, свет в комнате не горел, но он знал, что она не спит, страдая от приступа астмы. Дышала она мучительно тяжело, с хрипотой.
– Сегодня тебе достается, дорогая? – спросил он.
Глаза его привыкли к темноте, и он увидел ее сидящую в постели.
– Кажется, да, – с трудом ответила она.
– Аэрозолем пользовалась?
– Пока нет. Эта гадость не дает мне уснуть.
Он разделся, натянул пижаму и лег в постель. Сон никак не приходил. Казалось, прошло уже много времени, когда она спросила:
– Который час, Кен?
Включив свет на тумбочке, он посмотрел на ручные часы.
– Четверть первого.