– Мне об этом ничего не известно. Приемная мать звонила... однажды.
– Ну хорошо. А кто с Гектором в эту смену играет?
– Мы еще никого не назначили.
Алисия сдержала раздражение.
– Мы, кажется, договаривались, что у всех моих детей в каждую смену будет партнер, – ровным тоном проговорила она.
– Не успели, доктор Клейтон, – взволнованно объяснила Соренсон. – Тут такая была суета, кроме того, мы подумали, Гектор через пару дней выйдет, поэтому...
– Я хочу, чтобы у них был товарищ по играм даже на
– Знаю, – смиренно признала сестра.
– Но видно, не понимаете. Вам известно, как взрослым тоскливо в больнице, а представьте себе ребенка, прикованного к постели в палате, где чужие люди его раздевают и разувают, колют иглами, диктуют, когда надо есть, когда идти в ванную. Многие дети могут хотя бы рассчитывать, что придет мама, папа, родные, чуть-чуть успокоят. Кроме моих. Им не на кого опереться. У них вместо системы поддержки черная дыра. Можете вообразить?
Соренсон отрицательно тряхнула головой:
– Я старалась, да только...
– Верно. Не можете. Поверьте мне. Это ужасно.
Алисия понимала. Через несколько недель после поступления в колледж попала в больницу с обезвоживанием после вирусного гастроэнтерита, очень похожего на случай с Гектором. Пролежав всего два дня, чувствовала себя жутко. Ни приятеля, ни близких друзей, никто ее не навещал, никто о ней даже не спрашивал, и будь она проклята, если позвонит домой. Незабываемое ощущение полной беспомощности и одиночества.
– Поэтому к больным детям в каждую смену приблизительно каждый час обязательно должен
– Я все сделаю, – заверила Соренсон.
– Хорошо. Только делайте не для меня, а для них. – Она отвернулась, погладила колючую голову Гектора: – Эй, парень! Жутко колючий!
– Угу, ежик... – Малыш кашлянул, попытался продолжить и снова закашлялся.
– Тихонечко, Гектор, – сказала Алисия.
Усадила его, расстегнула на спине больничный халатик. Прижимая к грудной клетке головку стетоскопа, услышала тихий целлофановый скрип, предвестник пневмонии. Ничего больше, кроме отдельного хрипа.
Заглянула в больничную карту Гектора. Рентгеновский снимок груди отрицательный. Назначила повторный, плюс посев мокроты, культуры и прочее.
Взглянула на костлявое тельце. Очень нехороший кашель.
2
Ох, нет, обмерла Алисия, завернув за угол и видя перед Центром полицейские машины. Что там еще стряслось?
В одной руке несла из больничного кафетерия пончик и кофе, в другой – пухлую воскресную «Таймс». Остаток воскресного утра обычно проводила в Центре. Дети приходили на процедуры, как в любой другой день, только было спокойнее, чем на неделе, – во-первых, далеко не такое количество телефонных звонков, – можно использовать это время для бумажной работы.
А еще собиралась сегодня продумать следующий шаг в саге о завещании и о предположительно собственном доме, который ей никто не хочет отдавать.
И вот...
Прямо в дверях чуть не столкнулась с копами, белым и чернокожим, которые о чем-то говорили с Реймондом. С
– Ах, Алисия! – воскликнул он. – Вот вы где! Ну не чудо ли?
– Что за чудо?
– Разве вам никто ничего не сказал? Игрушки! Игрушки нашли!
Алисии вдруг захотелось заплакать, обнять полисменов. Она посмотрела на них, Реймонд ее представил.
– Нашли? Уже? Действительно чудо! – Больше чем чудо, просто фантастика.
– Можно, пожалуй, сказать, что нашли, – промямлил чернокожий коп, почесывая коротко стриженную голову. На именной карточке значилось «Помас». – Нашли, просто открыв дверцы фургона, стоявшего на тротуаре перед вашим подъездом.
– Минутку, – не поняла она. – Чуточку отмотаем назад. Какого фургона?
– Крытого грузовика, – растолковывал Реймонд. – Полного игрушек. По мнению полиции, на нем их и
