– Хочу сказать, поженимся. Что тут такого страшного?
– Я говорю не о свадьбе. И конечно, не об обязательствах. Но тащиться в муниципалитет, регистрироваться под своим именем... – Он изобразил легкий приступ апоплексии. – О-о-ох!
– Возьми какое-нибудь другое... Выберем самое подходящее к Джиа и Вики, и все. В чем проблема?
– Разве нельзя просто жить вместе? – спросил Джек, заранее зная ответ. Ну, хотя бы покончено с вопросом о его деятельности.
– Конечно. Как только Вики вырастет, уйдет, замуж выскочит, заживет своей жизнью. До тех пор ее мамочка не спутается ни с кем, даже с тем самым Джеком, которого Вики с мамочкой так сильно любят.
Джиа – художница, давно живет в Манхэттене, до мозга костей горожанка, и все-таки из глубины ее существа нередко выглядывает девчонка с фермы из Айовы.
И замечательно. Именно эта девчонка с фермы придает ей привлекательность, уникальность, превращает в настоящую Джиа.
Проблема даже не в регистрации. Официально оформленным отношениям реально препятствует только Наладчик Джек. Ибо, как только он переберется к Джиа и Вики – или наоборот, – сразу станет уязвимым. Занимаясь такими делами, разумеется, наживаешь врагов. Как ни старайся, в определенной степени неизбежно засвечиваешься. Немало сердитых ребят знают его в лицо. Частенько то один, то другой выясняет и адрес. Дальше, как правило, следуют неприятности. Пока Джек живет один, пока изо всех сил старается не появляться на людях с теми, кто ему дорог, сердитым ребятам приходится разбираться с ним лично. Очень хорошо. Можно справиться. И он справляется. Большинство ребят никогда уже не возникают.
Если же Джиа и Вики с ним свяжутся, охота начнется за ними.
Как с этим справиться, совершенно неясно.
Если кто-то из них пострадает каким-нибудь образом из-за него...
– Хорошо, – продолжал он. – Я бросаю дела, и мы женимся. Что потом?
– Будем жить.
– Легко тебе говорить. Ты будешь выдумывать книжные обложки, писать картины, а я? Что мне делать в честном мире? Я больше ничего не умею.
Джиа приподнялась на локте, внимательно на него глядя.
– Потому что никогда ничего другого не пробовал. Джек, ты умный, изобретательный, интеллигентный мужчина с крепким телом. Можешь делать что хочешь.
Хочу делать то, что делаю, подумал он.
– А как же украденные игрушки? Если бы я бросил дело и мы поженились, как бы ты решила проблему? – Он игриво ее подтолкнул. – А? Как? Куда обратилась бы?
– Попросила бы, чтобы ты их нашел.
Джек изумленно взглянул на нее. Ни намека на каверзу, никаких признаков шутки. Абсолютно серьезно.
– Я один из присутствующих в этой комнате вижу маленькое противоречие?
– Нет, – сказала она. – Я лицемерка, честно признаюсь. Хочу, чтобы ты был Наладчиком Джеком исключительно для меня.
Он лишился дара речи. Ну что тут скажешь?
В минуту молчания из передней комнаты просочился тихий утробный смех. Он почувствовал, как рука Джиа покрылась гусиной кожей.
– Господи боже мой! Слышишь?
– Всего-навсего телевизор. Наш старый приятель Дуайт.
Продолжая ретроспективный показ фильмов Дуайта Фрая, крутили «Дракулу». Перед глазами Джека во всех деталях предстал шедший сейчас эпизод, один из самых любимых на все времена: корабль, доставляющий графа в Англию, выброшен на берег, в живых остается один только Рэнфилд, выглядывает из глубокого трюма, глаза горят безумием, дикий смех гулко раскатывается по палубе.
– Прямо мурашки по коже.
– Точно. Старик Дуайт до того классно сыграл Рэнфилда, что раз и навсегда определил свою дальнейшую карьеру. Как только требовался персонаж, у которого далеко не все дома, звали Дуайта Фрая.
Джиа бросила взгляд на часы:
– Боже, время! Я же собиралась кое-что купить к Рождеству, прежде чем забирать Вики.
– Вряд ли успеем в Вестчестер, – заметил Джек.
– Совершенно верно. Поэтому отправимся к Шварцу.
Он застонал.
– Не ной.
Она его чмокнула, скатилась с кровати, направилась в ванную.
– Быстренько душ приму, и пойдем.
Джек смотрел, как она проходит по комнате. Любовался ее наготой – тугие маленькие груди, длинные
