Ночной мир

живыми.

Кто-то хлопнул дверью, и вслед за этим к ним подошел старик Хаскинс, который нес в руках два свертка из одеял, как несут больного ребенка.

— Можете ехать, — сказал он и отдал свертки Джеку.

Один квадратный, с какими-то выпуклостями, другой — длинный и гладкий. Билл взял сверток поменьше, и они уложили и тот и другой на заднее сиденье, после чего Джек залез в кабину.

— Было очень приятно побеседовать с вами, Джордж, но нам нужно спешить.

— Удачи вам, ребята, — сказал Хаскинс, возвращаясь к крыльцу. — Я не очень понимаю, в чем тут дело, но надеюсь, что у вас все получится.

Когда Джек поехал, набирая скорость, вниз по дороге, из-под задних колес стали вылетать кусочки гравия. В зеркале заднего обзора он увидел Хаскинса, который, стоя на крыльце, глядел им вслед. И ему показалось — в слабом, сумеречном свете он не мог бы сказать этого наверняка, — что вокруг Хаскинса сгрудились фигурки, едва достающие ему до колена. Хаскинс помахал рукой, и все они тоже помахали.

На мгновение прикрыв глаза, Джек полностью сосредоточился на дороге.

А где-то на небе, которое заволокло туманом, находилось сейчас солнце, заходящее в последний раз.

— У нас ничего не получится, — сказал Джек. — Мы никак не сможем вернуться живыми.

— Мы должны собрать все силы, — ответил Билл. — У нас просто нет выбора.

— О да, мы выложимся полностью, дружище Билл. Будем бороться как черти.

И все-таки мы не сможем этого сделать.

* * *

Из передачи радио ФМ-диапазона:

«Джо: Вот так, ребята. Сейчас 3.01 пополудни. Видимо, это последний закат солнца. Если кривая Сапира вычерчена правильно, то мы с вами больше не увидим солнца.

Фредди: Да. Никто не дал нам ни малейшей надежды, так что мы не можем поделиться надеждой с вами. Очень хотелось бы, но…

Джо: И не спрашивайте нас, почему мы до сих пор здесь. Мы и сами этого не знаем. Может быть, потому, что это единственное, что мы умеем делать.

Фредди: Так или иначе, мы будем продолжать передачу до тех пор, пока работают генераторы, а вы оставайтесь с нами, пока у вас не сели батарейки. Если мы что-нибудь узнаем, то сообщим вам. А если у вас будут какие-нибудь новости, то дайте нам знать по СВ, и мы их передадим.

Джо: И, судя по всему, нас ожидает очень долгая ночь».

Часть третья Ночь

Аааааааа! Ночь. Нескончаемая ночь. Вечная темнота.

Расалом поворачивается в заполненной жидкостью оболочке, он с наслаждением купается в свежих волнах страха, идущих сверху, из погрузившегося во тьму мира. Теперь тьма воцарилась везде. Его господство становится неоспоримым. Это совершившийся факт.

За исключением единственного, крохотного островка надежды— дома Глэкена. Но это не просчет, островок оставлен сознательно. Он тоже исчезнет скоро — когда его обитатели поймут, что все их наивные попытки вновь собрать оружие напрасны. Слишком поздно — слишком поздно для чего бы то ни было. И сок, выжатый из этих раздавленных надежд, будет сладким нектаром.

Все, что нужно сделать теперь Расалому, — это подождать, пока закончится Перевоплощение, которое должно завершиться завтра к утру — к утру, которого не будет, и тогда он вылупится из своей скорлупы и открыто заявит о господстве над этим миром. Его миром.

Можно считать, что он уже там. Он чувствует, как Перемены вокруг него и в нем самом идут по последнему витку. Когда все это закончится, он поднимется наверх и даст Глэкену возможность полюбоваться новым Расаломом, заставит его съежиться от ужаса и изумления перед его великолепием, прежде чем жизнь начнет медленно покидать тело старика. Осталось совсем немного. Этот момент вот-вот наступит.

Конец игры

Манхэттен

Где они могут быть?

Кэрол понимала, что уже начинает всем надоедать, что никто — ни Сильвия, ни Джеффи, ни Ба, ни Ник, ни даже сам Глэкен — не в силах ответить на вопрос, который за последний час она задала не меньше дюжины раз, но все равно не могла сдержаться.

— Я знаю, нельзя поддаваться страху, именно этого и ждет Расалом, но ничего не могу с собой поделать. Я смертельно боюсь, что с Биллом что-то случилось. И с Джеком тоже.

— Это не страх, — сказал Глэкен. — Это тревога. Между этими двумя чувствами огромная разница. Страх, который насылает на нас Расалом, парализует, заставляет бояться и испытывать недоверие ко всем окружающим, побуждает бросаться на каждого в пределах досягаемости или заползти в какую-нибудь щель и затаиться там, в одиночестве, в темноте, чувствуя свое ничтожество. Этот страх сродни панике. Он отнимает у нас надежду, разоблачает нас — вот какой страх насылает на нас Расалом. Вы же, Кэрол, испытываете волнение, а оно берет свое начало в любви.

Кэрол кивнула. Конечно, все это прекрасно…

— Но все-таки, где же они?

— Они пропали, — сказал Ник.

Кэрол, у которой перехватило дыхание, обернулась к нему. Глэкен тоже напряженно посмотрел в его сторону.

Ник ни разу не ответил ей, когда она перед этим задавала ему тот же вопрос. Почему именно теперь?

— Что вы хотите этим сказать? — спросила она.

— Они пропали, — повторил он дрогнувшим голосом. — Их там больше нет. Отец Билл и тот, другой, — оба они исчезли.

Кэрол с ужасом заметила, как слеза покатилась по щеке Ника. Она повернулась к Глэкену:

— Что все это значит?

— Он ошибается, — сказал Глэкен, но в глазах его не было уверенности. — Иначе быть не может.

— Но он видит то, что скрыто от нас, — возразила Кэрол — И он еще ни разу не ошибался. О Боже!

Она не смогла сдержать рыданий. Прошлой ночью, лежа в объятиях Билла, она впервые после смерти Джима почувствовала себя полноценным, живущим нормальной жизнью человеком. И теперь потерять его — это было невыносимо.

Неужели это тоже запланировано?

Она подавила рыдания и вытерла слезы.

— Это что, очередная выходка Расалома? — снова обратилась она к Глэкену. — Дать нам небольшую