Между вершинами деревьев проглядывал, склоняясь к западу, большой оранжевый шар солнца. Но на тенистой полянке было прохладно и тихо. Лишь с деревьев доносился веселый гомон соек да похожий на шепот напуганных женщин шелест листьев, хотя стояло полное безветрие.
– Ну и дорога! – заметил я, не зная, что сказать.
– Это старая охотничья тропа. Теперь по ней никто не ездит.
– Еще бы, – рассмеялся я. В тишине смех прозвучал как-то нелепо и гулко.
– Мы здесь одни, – сказала она.
– Да. – Я чувствовал себя отлично, я рос, как растут, одержав победу.
Да, мы были одни. Одни в целом мире. Я выглянул из окна и, чуть повернув голову, посмотрел на большой черный сук, нависающий прямо над нами, как крестовина или перекладина. Меня пробрала дрожь. В тени было прохладно. Хорошо бы полянку обогрело солнце.
Итак, она в моей власти. Долго же мне пришлось ждать. А я-то думал, что тогда в коридоре все испортил. Вот еще одно доказательство тому, что я узнал много лет назад: когда делаешь ход, то приводишь в движение такие силы, о каких и не подозреваешь. И может произойти все что угодно. Здесь нечего рассуждать. Здесь идет игра, и если с первого захода не получается, делай второй. А там, глядишь, и повезет.
Я протянул руку, чтобы обнять ее, но она отодвинулась. Потом повернулась ко мне и улыбнулась. Мне стало тревожно.
– Я давно нравлюсь вам, полковник?
– Очень давно.
– Полковник, может, ваш день и пришел.
Она придвигалась все ближе и ближе, взгляд ее буравил мне лицо, а на губах играла недобрая улыбка. Я слышал ее дыхание, слышал биение собственного сердца, и в мозгу у меня стучало: 'Сейчас!' Атака бомбардировщика.
Перед тем как соприкоснулись наши губы, она на мгновенье словно споткнулась, а потом прильнула ко мне.
Она целовала меня, а я, сидя в машине в этом месте, где царила мертвая тишина, если не считать гомона соек, шепота листьев и биения моего сердца, думал о том, что такое происходит впервые в моей жизни.
Но когда я попытался прикоснуться к ней, она оттолкнула мои руки и выпрямилась. Глядя прямо мне в глаза, она проговорила:
– Я сказала, может, ваш день и пришел. Но это зависит от вас.
– От меня?
Она не ответила, снова прильнув ко мне, и я способен был только думать: 'Сейчас!'
Мы довольно долго пробыли там, на поляне, под покровом черного сука. Я ласкал ее, сколько было дозволено, с каждым разом все больше и больше, но ни разу так, как мне бы хотелось.
– Я вам нравлюсь?
– Я уже два года влюблен в вас.
– Неправда. Никто ни в кого не влюблен. Вы хотите меня, но это не любовь.
Вместо ответа я еще раз поцеловал ее.
Ее дыханье коснулось моего уха, и внутри у меня что-то так сжалось, что я чуть не задохнулся.
– Ты хочешь меня, – повторила она. – И может, получишь. Сегодня.
Будь проклято это 'может'! Но я ничего не сказал.
– Ты хочешь меня? – прошептала она.
– Ты сама знаешь.
– Очень? Сильно?
В эту секунду я ненавидел ее. После всего дозволенного, после того, куда мы зашли, она превосходно владела собой. Она, казалось, старалась подцепить меня на крючок, что-то выманить у меня. Мне хотелось ударить ее.
– Что ты способен сделать ради меня? – спросила она.
– Все что угодно, – ответил я, ненавидя ее.
– Это слишком широкое понятие.
– Именно это я и готов совершить.
– Правда?
– Попробуй.
– Хорошо. – Она говорила совсем тихо, и голос ее словно существовал сам по себе, не имея с ней ничего общего. – Попробую.
Я ждал. Прошло три или четыре секунды, но они показались мне вечностью. Затем чужим, незнакомым голосом она сказала:
– Меня шантажирует одна женщина.
