– Эмбер!
Ее голова откинулась, и она, словно в беспамятстве, подняла на него глаза. Он медленно наклонился и поцеловал ее в губы, продолжая держать в объятиях. Потом неожиданно отпустил руки и, прежде чем она пришла в себя, быстро направился к лошади, сел в седло и умчался в сторону города.
Эмбер осталась одна под деревьями, все еще слишком ошеломленная, чтобы двигаться или кричать.
Она беспомощно глядела ему вслед.
Сквозь листву начал просачиваться бледный свет раннего утра.
Глава шестьдесят седьмая
Ринетт снова прибывала в Англию. В первый раз она увидится со своими братьями с того времени, когда, сразу после Реставрации, она веселой шестнадцатилетней девушкой приезжала сюда с матерью. То было начало новой жизни для них всех, – жизни, обещавшей искупить долгие тягостные годы скитаний и безнадежности. С тех пор прошло десять лет. Из девятерых детей осталось лишь их трое – Карл, Джеймс и Генриэтта-Анна. Королева-мать умерла восемь месяцев назад.
Этот визит планировался два года, но всякий раз что-то принуждало его откладывать – обычно из-за злой ревности ее мужа. Наконец Карл придумал такой повод, что Месье пришлось отбросить все возражания: Англия и Франция должны были заключить тайный альянс; когда Карл потребовал, чтобы сестра посетила его до того, как бумаги будут подписаны, Людовик сказал своему младшему брату, что государственные интересы должны быть превыше всего. Но он разрешил Месье запретить ей выезжать в Англии куда-либо дальше Дувра.
Дувр, маленький грязный городишко, вечно затянутый туманом, имел единственную мощеную улицу в милю длиной, вдоль которой тянулся ряд жалких домишек и таверн. Большой старый замок охранял побережье в феодальные времена, непреодолимая твердыня против нашествий, но после изобретения пушек с ядрами замок потерял былое значение и теперь превратился в обыкновенную тюрьму. В Дувр прибыл весь королевский двор – сначала мужчины, так как Карл все-таки надеялся, что Месье можно будет уговорить отпустить сестру в Лондон. Джентльмены прикатили в золоченых каретах, запряженных лошадьми в роскошных чепраках. Наутро на горизонте появился французский флот, плывший далеко в Ла- Манше.
Карл, который провел в седле почти всю ночь, нервный и встревоженный, сразу же отплыл на маленькой лодке с Йорком, Рупертом и Монмаутом навстречу французскому флагману, чтобы встретить сестру в море. Он стоял в лодке, невзирая на неудобства, и постоянно торопил гребцов, у которых и без того руки, казалось, вот-вот выскочат из суставов. Французские корабли плыли им навстречу, покачиваясь на волнах. Их позолоченные носы сверкали на ярком утреннем солнце; цветные паруса надувались на ветру, как огромные животы; облака, белые, как пена, тянулись к горизонту; а море и небо были пронзительно синими.
Джеймс стоял рядом с братом, положив ему руку на плечо, а Карл обнял герцога за пояс, улыбнулся ему, и его черные глаза светились счастьем и волнением. Корабли были теперь так близко, что можно было видеть фигуры на палубе, хотя каждого человека по отдельности различить пока было невозможно.
– Подумать только, Джеймс! – вскричал Карл. – После десяти лет – и вновь увидеть ее!
Потом вдруг они смогли сразу же увидеть мадам, которая стояла на баке корабля в развевающемся белом платье, заслоняя глаза веером. Она подняла руку и помахала им. Братья ответили радостными криками.
– Ринетт!
– Джеймс, это Ринетт!
Лодка. и французское парусное судно быстро сблизились, но не успели их борта соприкоснуться, как Карл сделал большой прыжок и поднялся по веревочной лестнице на одних руках, да так быстро, словно всю жизнь прожил на море. Ринетт бросилась к нему навстречу и, как только он оказался на палубе, заключила его в объятия.
Он прижал сестру к себе и прикоснулся губами ко лбу. В его глазах стояли слезы счастья, а Ринетт тихо плакала от радости. Она непроизвольно начала говорить по-французски, ибо это был ее язык, и слова Ринетт звучали неясно и ласково.
– Ринетт, – пробормотал он, – Ma chere petite Rinette[25].
Она откинула назад голову, взглянула на него со смехом и смахнула слезы.
– О мой дорогой! Я плачу от счастья! Я боялась, что никогда больше не увижу тебя!
Карл молча с обожанием глядел на сестру, но в его взгляде чувствовалась тревога – он сразу заметил, как сильно, как трагически она изменилась за эти десять лет. Ведь тогда она была почти ребенком, веселым, озорным, бесшабашным ребенком, полным восторженности; теперь же она стала женщиной, полной достоинства, светской и обаятельной дамой. Но Ринетт была слишком худощава, и, несмотря на смех, в ней ощущалась серьезность, встревожившая Карла, ибо он знал причину. Никакое притворство не могло его обмануть: Ринетт была несчастна, она была больна.
На борт корабля поднялись и другие люди. Карл отпустил Ринетт. Она обнялась с Джеймсом, затем с Рупертом и Монмаутом. Наконец Ринетт подошла к Карлу и Джеймсу. Она перевела взгляд с одного брата на другого, они взялись за руки.
– Ну вот, наконец-то мы снова вместе, все трое. – Братья были одеты в темно-пурпурный наряд – траур по королеве-матери, Ринетт тоже была в трауре – в простом белом атласном платье и тонкой черной вуали, накинутой на голову.
Никто из них не осмелился сказать, но каждый подумал: «Нас осталось только трое – сколько же времени мы будем вместе?»
Позади королевской семьи на палубе стояла блестящая толпа придворных: хотя у Ринетт свита была небольшой, только двести пятьдесят человек, но каждый человек был особо отобран с величайшим тщанием: женщины отличались прелестной внешностью и изяществом, мужчины – галантностью и знатным происхождением.
Среди них была молодая хорошенькая женщина с лицом девочки, Луиза де Кэруэль, происходившая из некогда прославленного, а теперь обедневшего рода. Луиза не сводила глаз с английского короля. Это
