Ринетт ответила ему тихо, и на лице появилась почти материнская жалость:
– Бедный Филипп. Не надо судить о нем слишком строго. Ведь на самом деле он любил Шевалье. . Когда же Людовик его выгнал, я боялась, что Филипп с ума сойдет, – и он считал, что это я виновна в его изгнании. Честно говоря, я была бы рада, если бы он снова вернулся, тогда у меня была бы более мирная жизнь. Филипп так ревниво относится ко мне. Он ужасно страдает, даже если кто-то скажет мне комплимент по поводу нового платья. Он прямо озверел, когда узнал, что я собираюсь приплыть сюда. Ты не поверишь, но он спал со мной каждую ночь, надеясь, что я забеременею и путешествие можно будет снова отложить. – Ринетт засмеялась, но смех был невеселый. – Он был в таком отчаянии. Даже странно, – задумчиво продолжала она, – но перед тем, как. мы поженились, он думал, что влюблен в меня. А теперь он говорит, что его чуть не выворачивает от мысли лечь в постель с женщиной. О, прости, мой дорогой, – быстро произнесла она, увидев, как побледнел Карл: лицо стало серым, утратив обычный бронзовый оттенок. – Я не собиралась рассказывать тебе об этом. Все это пустое…
Неожиданно лицо Карла исказилось болью, он наклонился и закрыл лицо руками. Ринетт встревоженно прикоснулась к нему.
– Сир, – тихо промолвила она, – сир, прошу тебя. О, прости меня, пожалуйста, я наболтала глупостей, как последняя дура! – Она отодвинула спаниеля в сторону, поспешно встала с кровати и приблизилась к Карлу, но он прятал лицо. – Дорогой мой, ну погляди на меня, пожалуйста… – Она взяла его за обе руки и стала медленно отводить их от его лица. – Брат мой! – вскричала она наконец. – Не смей так смотреть!
Он тяжело вздохнул и сразу расслабился,
– Прости меня. Но я клянусь, что убью его собственными руками! Он больше не будет так обращаться с тобой, Ринетт. Или Людовик заставит его исправиться, или я порву этот чертов договор на мелкие кусочки!
В маленькой комнате каменные стены были задрапированы красно-золотой тканью с вышитыми на ней эмблемами дома Стюартов. Горели канделябры со множеством тонких свечей-, хотя время было еще не позднее, в помещении сгустились сумерки из-за отсутствия окон: свет проникал лишь сквозь узкие щели в стенах. Тяжелый запах духов и пота бил в нос. Слышались негромкие голоса, шелестели веера, полдюжины скрипачей наигрывали негромкую нежную музыку.
В креслах сидели только Карл и Ринетт, остальные стояли, некоторые мужчины сидели на толстых подушках, разложенных на полу. Монмаут сидел прямо у ног своей тетки, скрестив руки на коленях и глядя на нее с откровенным обожанием. Снова все влюбились в Ринетт, жаждали стать жертвами ее очарования и шарма. Ее страстное желание нравиться – и в этом она походила на своего старшего брата – заставляло людей влюбляться в нее, порой бессознательно, не зная за что.
– Я хотела бы дать тебе что-нибудь, – говорила она Карлу, – что-нибудь на память обо мне.
– Но дорогая моя… – Его губы улыбались. – Будто я когда-нибудь смогу позабыть тебя.
– Позволь мне сделать тебе небольшой подарок. Может быть, украшение – что-то такое, что ты мог бы иногда надевать, и это заставило бы тебя думать обо мне… – Она повернула голову и заговорила с Луизой де Кэруэль, стоявшей рядом. Луиза всегда находилась неподалеку от Ринетт, когда в комнате был король. – Дорогая, принеси мне мою шкатулку с драгоценностями – в среднем ящике того шкафа.
Луиза присела в изящном реверансе, все ее движения были элегантными и грациозными. Она обладала своеобразной застенчивостью хорошо воспитанной девушки, той рафинированностью и легкой элегантностью, которые всегда приводили Карла в восторг, но которые он редко обнаруживал среди дам своего двора. Луиза была парижанкой до кончиков ногтей, до последней ниточки платья. И хотя она, бесспорно, флиртовала с Карлом, она ни в малейшей степени не переходила границ такта и скромности – она была женщиной, которую надо было сначала завоевать и только потом обладать ею. Карл, устав от легких любовных побед, испытывал досаду от того, что ему пришлось снова оказаться в роли преследователя, а не преследуемого.
Сейчас она стояла перед Ринетт, держа в руках шкатулку.
– Вот та драгоценность, которая нравится мне. Разреши ей остаться в Англии, Ринетт, – сказал Карл.
Луиза вспыхнула – что очень украсило ее – и опустила глаза. Несколько английских леди застыли и насторожились. Герцогиня Рейвенспур и графиня Каслмейн обменялись возмущенными взглядами – ибо все английские дамы мгновенно объединились против Луизы с того момента, когда впервые увидели ее. На лицах мужчин заиграла улыбка. Но Ринетт покачала головой:
– Я отвечаю за нее перед ее родителями, сир. Они доверили мне ее, и она должна вернуться. – Затем, чтобы сгладить неловкость момента, добавила: – Вот, выбирай, что нравится, то, что будет напоминать тебе обо мне.
Карл растерянно улыбнулся – он отнюдь не был обижен – и выбрал несколько безделушек. Через минуту он, казалось, совсем забыл об этом эпизоде. Но так только казалось. «Когда-нибудь, – пообещал он себе, – я буду обладать этой женщиной». А память Карла в подобных делах была столь же крепка, как слаба во всем остальном.
В этот момент в сопровождении своих фрейлин в зал вошла королева. Среди фрейлин всегда была герцогиня Ричмондская. С тех пор как оспа погубила красоту Фрэнсис, они с Катариной стали близкими подругами, Фрэнсис была теперь трогательной и доверительной подданной королевы, в чем лорды и дамы Уайтхолла находили лишь повод для развлечения и презрения.
Ринетт покинула Англию на следующий день.
Карл с Йорком, Монмаутом и Рупертом поднялись на борт французского корабля и проплыли вместе часть пути по Ла-Маншу. С первого момента встречи с Ринетт Карл страшился расставания. Теперь он чувствовал, что просто не в состоянии отпустить ее. Его терзал смертельный страх, что он никогда больше не увидит ее. Ринетт выглядела усталой, разочарованной, больной.
Три раза он прощался с ней, три раза возвращался, чтобы обнять сестру.
– О Боже мой, Ринетт! – бормотал он. – Нельзя, нельзя отпускать тебя!
Ринетт старалась не плакать, но теперь по ее щекам потекли слезы.
– Запомни, что ты обещал мне. И знай: я люблю тебя и всегда буду любить сильнее, чем кого-либо на свете. Если мы больше не увидимся…
– Не говори так! – Он, не желая того, встряхнул ее. – Конечно же мы еще увидимся! Ты приедешь в
