обвинения Лили — все это перестало его волновать. Он думал лишь о скандале, который неминуемо разразится, если он не примет решительных мер. Этот скандал уничтожит все его надежды на будущее. Потерпев поражение, он вынужден будет вернуться в грязный, полный опасностей мир, который раскинулся за пределами башни. Марк был готов на все, лишь бы этого не случилось.
Глории все равно ничем не поможешь, а что касается Лили…
О Лили он предпочитал не думать. Но взгляд, который она бросила на него, прежде чем уйти, все еще жег ему душу.
Вскоре письмо, в котором Марк делился с лордом Верховным судьей своими опасениями относительно Дома милосердия, превратившегося в притон криминальных элементов, было закончено. Снутворт ушел, унося его с собой. Марк продолжал неподвижно сидеть за столом. В комнате было темно, но он не зажигал лампу.
— У меня не оставалось другого выбора, Лили, — едва слышно прошептал он. — Я не мог пожертвовать всем…
18
Ночь
Когда Дом милосердия еще был храмом, в летнее время служба иногда проходила на плоской крыше, где хватало места для немногочисленной паствы. Священники прежних времен удивились бы, увидав, как много народу эта крыша вмещает теперь. Теплыми летними ночами здесь нередко спали постояльцы приюта, закутавшись в ветхие одеяла.
Но сейчас на крыше была одна Лили. Опершись на парапет, она смотрела на узкие улочки района Стрельца, петлявшие внизу. Путеводный фонарь, горевший перед Домом милосердия, уже погас, и только свет убывающей луны разгонял ночной сумрак. Из трубы дома мисс Дивайн время от времени вырывался целый сноп искр — по всей видимости, в этот поздний час она трудилась у своего горна, выдувая стеклянную посуду. По улице, как всегда, сновали прохожие, но сегодня ночью их было меньше, чем обычно. Иногда кто-нибудь из них бросал взгляд в сторону Дома милосердия и тут же отворачивался, презрительно пожав плечами.
В руках Лили все еще сжимала документ, который нынешним вечером вручил ей инспектор Гривс.
Там официально сообщалось, что власти приняли решение временно закрыть Дом милосердия — на тот период, пока идет расследование дела о похищении жизни мисс Глории, говорилось в предписании. Однако Лили умела читать между строк. В извещении слишком настойчиво повторялось, что Дом милосердия является причиной «ухудшения криминальной обстановки в городе». Подобное утверждение Лили довелось услышать всего несколько дней назад из уст Снутворта. Но трудно было предположить, что лорд Верховный судья внял наущениям простого слуги.
Получив извещение из рук инспектора, Лили прочла его дважды, потом подняла глаза на Гривса, на лице которого застыло обычное непроницаемое выражение. В голове у Лили вертелся один-единственный вопрос, который она не могла не задать. Ей хотелось узнать, кто из благонадежных граждан Агоры счел своим долгом предостеречь власти и указать на угрозу, исходящую от «притона отбросов общества».
Инспектор ответил молчанием. Впрочем, Лили слишком хорошо знала ответ на свой вопрос.
— Мисс Лилит, мне очень жаль, что все так случилось, — сказал инспектор, и во взгляде его мелькнуло неподдельное сочувствие.
— Правда? — спросила девочка, чувствуя, как к горлу подкатывает горький ком.
Гривс мягко коснулся ее руки.
— Бездомные бродяги, которым в этой жизни больше нечего терять, — не лучшее общество для молодых девушек, — со вздохом произнес он. — Мне следовало предупредить вас раньше. Но признаюсь, мне самому было интересно понаблюдать, что получится из вашей затеи. Как известно, любопытство — одно из профессиональных качеств, присущих контролерам.
— Все эти рассуждения про рассадник преступности — полная чушь! — воскликнула Лили, сбрасывая его руку. — Наши постояльцы не имеют никакого отношения к смерти Глории.
— В этом мире все связано, мисс Лилит, — возразил инспектор. — Все люди и события имеют отношение друг к другу.
Он взглянул на часы, свисавшие на серебряной цепочке из кармана его мундира, и произнес:
— Простите, но я должен вас оставить. Дела зовут.
После этого Лили погрузилась в молчание. Она не произнесла ни слова, когда контролеры, явившись в Дом милосердия, объявили о его закрытии. Она безмолвно наблюдала, как несчастные бродяги покидали свое временное пристанище. Некоторые понуро брели к выходу, другие упирались, вопили, ругались, и их приходилось тащить к дверям силком. Какой-то горемыка, тощий и оборванный, даже набросился на контролера с кулаками. Прежде чем другие контролеры подоспели на выручку своему товарищу и оглушили драчуна ударами дубинок, тот успел разбить представителю власти нос и поставить несколько синяков. Пострадавшему потребовалась медицинская помощь, и он до сих пор находился внизу, под присмотром Тео. Других пациентов в бывшем храме не осталось.
Сердце у Лили разрывалось от горя. Внутри у нее все кипело, но она молчала, словно превратившись в камень. Она знала, контролеры ожидают от нее протестующих криков, угроз и оскорблений. Если она даст волю гневу, они тут же воспользуются случаем и отведут ее в тюрьму. Поэтому она, прилагая невероятные усилия, держала губы плотно сжатыми. Когда Дом милосердия опустел, Лили ощутила на себе печальный взгляд Тео.
— Лили… — прошептал он и бессильно развел руками.
Лили не ответила. Она чувствовала, что стоит ей разжать губы, и она разрыдается. Доктору, при его чуткости, не составило труда понять это. Он тяжело вздохнул и вернулся к своей работе.
Сейчас Лили стояла на крыше, в обществе собственных грустных мыслей. Мыслей, которые она напрасно гнала прочь. Но докучливая совесть настойчиво напоминала девочке, что именно она пригласила Глорию работать в Доме милосердия. О том, что благодаря ее затее Тео почти лишился практики — состоятельные пациенты не хотели обращаться к доктору, который жил в ночлежке и целыми днями возился с бродягами.
В голове у Лили звучал собственный голос, дрожащий от злобы, голос, обрушивший на Марка потоки обвинений. Бросившись на защиту попранной справедливости, она была слишком сурова, слишком требовательна и потому испортила все дело. Будь она умнее, так не стала бы обвинять Марка, полыхая гневом, пусть даже праведным. Ей следовало поговорить с ним по душам, попытаться переубедить его, объяснить, что дорога, которую он выбрал, ведет в тупик. А еще она должна была набраться смелости и открыть ему правду о его отце. Быть может, тогда старый друг не превратился бы в заклятого врага.
Пальцы Лили разжались, выпустив роковой документ. Нынешним вечером она потеряла многое, очень многое — свои мечты и надежды. Но ее друзья понесли куда более тяжкие потери. Тео лишился докторской практики, Бенедикта — обожаемой сестры, Глория — жизни. И виной всему этому — она, Лили, ее безумная идея, ради которой она была готова пожертвовать всем. И в результате обрекла на жертвы других. Вместо того чтобы помочь людям, она разрушила их жизни.
За спиной у Лили раздались шаги. Тео, догадалась она. Хорошо, что он нашел ее здесь. Им непременно нужно поговорить.
Обернувшись, Лили встретила пронзительный взгляд Лода.
Она замерла, лишившись дара речи. В тусклом лунном свете молодой человек походил на призрак. Лицо его казалось мертвенно-бледным, кожа как будто испускала сияние, под глазами лежали темные тени. Только волосы, отросшие за последнее время, горели рыжим огнем даже в ночном сумраке. Его сходство с Глорией было столь сильным, что Лили, не выдержав, отвела глаза. Лод подошел к парапету и встал рядом с ней, глядя вниз. В течение нескольких томительно долгих мгновений никто из них не произносил ни слова.
— Как Бенедикта? — наконец спросила Лили, чувствуя, что молчание становится невыносимым.
