Тётушка была на неё в обиде, и Светлана купила дорогой торт и выбрала из нескольких маленьких шляпных букетов собственного изготовления самый розовый: как намек на тётушкину старческую страсть молодиться.
Помирилась с тётушкой, даже немного подольстилась. Пожаловалась на холод, напомнила о каракулевой шубе. Тётушка покачала головой:
– Надо было сразу брать, я ту шубу Витиной жене подарила.
Но тут же в её длинноносом лице засквозило нечто загадочное... Светлана даже не успела расстроиться, потому что поняла, что сейчас ей тётушка предложит что-то другое. И она предложила! Боже! Что это было! Огромная оленья шкура. Дивного орехового цвета. С волнующим звериным запахом. Светлана ахнула и поцеловала тётушку.
– Николаю Ивановичу с Севера привезли. Бери, не жалко. Только так уж сильно не радуйся. Шкура эта летняя, видишь, лезет... Долго ты её не проносишь. Я хотела на диван её положить, да на неё как сядешь, весь зад в волосах. Бери, для тебя не жалко...
Чтобы не утерять окончательно Шурика из виду, Светлана сделала несколько разведывательных вылазок. Наконец ей повезло, и она увидела, как Шурик под руку вывел из подъезда маленькую даму в сером берете и повёл куда-то вокруг дома, не по главной дорожке. Когда Светлана, переждав минуту, пошла за ними, они бесследно исчезли. Шурик провожал маму на театральные занятия, и они скрылись за маленькой дверью, ведущей в подвал.
В другой раз она увидела сцену прощания двора со своим комиссаром: умер Михаил Абрамович, и весь дом вышел к автобусу, который увёз в крематорий возле Донского монастыря бледного рыцаря марксизма. Шурик нёс гроб вместе с дворником и двумя партийными мужами в шляпах от подъезда к автобусу. Потом он вывел из подъезда давешнюю милую даму, которая на этот раз была в чёрном берете и с букетом белых хризантем. Он почтительнейшим образом подсадил даму в автобус, а потом втащил в него всех остальных старух и стариков, провожающих гроб. Затем сел в похоронный автобус сам.
В этот день Светлана узнала у лифтёрши телефон домоуправления, позвонила туда якобы с почты и выведала телефон квартиры номер пятьдесят два.
Только с третьей попытки Светлане удалось взять настоящий след. Как-то под вечер – Светлана отказалась от утренних дежурств, – он торопливо выскочил из подъезда, один, с папочкой под мышкой, и понёсся к троллейбусной остановке. Но троллейбус только-только отошёл, и он, постояв немного около остановки и дав тем самым Светлане справиться с волнением и собраться с вниманием, зашагал к «Белорусской» пешком. Она шла чуть позади, но он её не замечал.
Момент был подходящий для того, чтобы с ним заговорить, но Светлана вдруг испугалась до испарины и поняла, что пока не готова. А также поняла, что теперь ей предстоит самое трудное – так подойти к Шурику, чтобы не уронить своего женского достоинства: она не из тех, кто бегает за мужчинами... До сих пор она не задумывалась, что она ему скажет, когда, наконец, увидит. Она перебирала какие-то никчемные слова, и ничего не подходило.
Она чуть отстала, но не теряла его из виду. Спустилась в метро. Успела сесть в один с ним вагон, успела выйти за ним на Пушкинской, не потеряла его в толчее многолюдной станции...
Даже опытным сотрудникам наружного наблюдения не всегда удаётся таким идеальным образом «довести» клиента, как это удалось Светлане с первого же раза. Она выследила конец его маршрута – подъезд того самого могучего сталинского дома у Никитских Ворот, на углу улицы Качалова, где в магазине «Ткани» она покупала замечательную плащевку. Кто бы мог подумать! Она была так взволнована, что не стала ожидать, когда он выйдет, и побежала домой. До дому было от силы десять минут ходу.
Дома она выпила горячего чаю, отогрелась и принялась за шубу. Не может же она предстать перед ним в старом пальто... Работа с шубой продвигалась очень медленно. Мездра была толстой и плохо обработанной, и Светлана, раскроив шкуру, теперь соединяла части кроя плотными лентами. Работа это была ручная, кропотливая, к тому же и тяжёлая. Но, как всякая ручная работа, давала время для размышления. И Светлана, забегая вперед, выстраивала замки девичьих грез... В сущности, недошитая шуба сдерживала её нетерпение, да и тайный страх: а вдруг ничего не получится?
В тот вечер, когда шуба была готова, она решила позвонить Шурику. Это было всё же проще, чем подойти на улице. Продумала все варианты, не исключая и самый плохой: что он вообще не вспомнит, с кем говорит... Всё взвесила, предусмотрела. Позвонила в десять часов вечера. К телефону подошла женщина. Наверняка эта милая дама – его мать... Светлана повесила трубку и решила, что будет звонить каждый день в это время.
Через несколько дней трубку поднял Шурик, и она сказала лёгким и весёлым голосом, как будто это была не она, а совсем другая девушка:
– Здравствуйте, Шурик! Вам привет от мамонта, зуб которого причинил вам неприятность!
И Шурик сразу же вспомнил злополучного мамонта – ноготь на большом пальце сходил больше трёх месяцев, и забыть это было трудно. Он засмеялся и даже не спросил, откуда она взяла его телефон. Обрадовался, заулыбался в трубку.
– Ну как же, как же! Помню вашего мамонта!
– И он вас не забыл! Вот недавно напомнил мне о вас. Вытирала пыль с пианино, он мне и напомнил... Приглашает вас в гости!
Это было чудо, как весело и легко прошёл разговор, и в гости Светлана его пригласила, нисколько не уронив достоинства, и он сразу же согласился. Только долго выбирал день – не в субботу, не в воскресенье, не в понедельник. В среду – хорошо? Только адрес дайте, я помню, что рядом с почтой, а номер квартиры забыл...
Это было неподалеку от Валерии, во вторник он собирался в редакцию, забрать работу для Валерии, а в среду – отвезти ей. Он пришёл к Светлане к семи, как договаривались.
В середине стола стоял зуб мамонта, обложенный искусственными цветами, и была всякая закуска в сильном уксусе, которого Шурик терпеть не мог, а Светлана, напротив, поливала им всю еду, которая без уксуса казалась ей безвкусной. И стояла бутылка водки, которую Светлана терпеть не могла, а Шурик – напротив... И они болтали весело, как будто были давно и невинно знакомы, и ничего такого между ними не происходило, и никакой истерики, и никакого бурного секса на узком диванчике. Светлана в белой блузке с синими жилками на висках и на длинной шее была как будто старой школьной подругой, только говорила она возвышенно – о судьбе и прочих материях, немного слишком возвышенно, но, с другой стороны, и знакомо: Веруся тоже любила говорить о возвышенном.
В половине десятого Шурик посмотрел на часы, ахнул и засобирался:
– Мне надо к приятельнице зайти. Здесь, неподалеку. Работу занести.
И быстро ушёл. Светлана рухнула на диван и залилась слезами – от пережитого напряжения. Всё прошло хорошо. Как это правильно было, что она не подошла к нему на улице, и что бы сказала? Всё очень-очень хорошо. Только любовного свидания не получилось. С одной стороны – хорошо, он испытывает к ней уважение, с другой – как-то обидно. .. И что теперь дальше? Он и телефона её не взял...
Когда она проплакалась, стали роиться новые планы: можно было, например, купить билеты в консерваторию, или пригласить в театр, но это было неправильно. Приглашать должен мужчина. Самым правильным было о чем-то попросить... Какое-нибудь чисто мужское дело – починить что-нибудь или мебель переставить... А если чинить не умеет и сразу откажет? Надо, чтобы было простое, и отказать неудобно... И ещё её почему-то радовало, что она знает о нем что-то такое, о чем он и не догадывается: его адрес, дом, маму, даже подъезд, куда он ходит относить работу...
Оленья шуба давно была готова. Но вдруг оказалось, что шуба ничего не решает. Светлана подумала немного и придумала. Распустила голубую шапку и связала из шерсти шарфик. Он был клину. Всю неделю убирала комнату, поменяла занавески – повесила старые, которые ещё при бабушке висели, чем-то они были милее. И постирала в холодной воде старинную азиатскую тряпку, которую бабушка называла игривым словом «сюзане», и повесила в виде портьеры перед дверью – от соседских глаз. А когда всё в доме устроила красиво, легла с вечера в постель и сказала себе: завтра у меня опять начнётся ангина. И ангина началась.
Утром она умылась, надела белый свитерок и повязала голубой новый шарф. А потом позвонила Шурику и нежно спросила, не может ли он ей помочь: она заболела ангиной и лекарства купить некому. И легла в постель.
