завизжав от страха, бросилась бежать и с размаху плюхнулась к золотым рыбкам.
- Натали, не бойтесь, - усмехнулся Ржевский. - Это кот кошку дерет!
Нашарив на декоративной горке гладкий камень, он бросил его в сторону, откуда раздавался шум, угодив царю по голому заду.
- Мяу! - возопил император.
- Ага, не нравится? А-ну брысь!
Второй камень полетел туда же.
- Мяу-у! - взвыл император, свалившись с Элен на пол.
Поручик метнул третий камень. И опять попал.
- Мяу-у-у!! - взревел царь.
- Прекратите кидаться! - не выдержала Элен. - Нахал!
- Говорящая кошка, - хмыкнул Ржевский. - Вот это да...
- Поручик, помогите, тону! - услышал он за спиной жалобный плач Наташи.
С трудом отыскав ее в темноте, он помог ей выбраться из бассейна.
Элен и Александр тем временем впопыхах приводили в порядок свою одежду.
- Впредь только мяукайте, - наставлял ее царь. - Мне вон по заднице досталось, и то я себя не выдал.
- Господи, скорее бы они отсюда убрались...
Тут двери распахнулись, и в светлом проеме возникла чья-то массивная фигура.
- Элен, parazitka! Я знаю, что ты здесь.
Глава 9
Всемирный фармазон
- Кто это? - слабым голосом спросил царь.
- Мяу-у-уж, - откликнулась Элен.
- Кто-кто?
- Мой муж.
Пьер Безухов, возвышавшийся на пороге, как каменный утес, поправил свои круглые очки.
- Элен, выходи, куртизанка бесстыжая! - крикнул он во тьму.
Поручик Ржевский с Наташей на руках направился к выходу.
- А-а, попались, merzavcy! - возликовал толстяк. Выхватив из-под мышки увесистое пресс-папье, он сделал шаг в их сторону. - Элен, parazitka, oshibka prirody. Я тебя убью!
Наташа в ужасе разрыдалась. Поручик спрятал ее у себя за спиной.
- Петя, не петушись! А то ощиплю.
- Ах это вы, поручик? - Пьер решительно двинулся на него, замахиваясь пресс-папье. - Что, и до моей жены добрались?
- Пьер, это же я, Наташа! - в отчаянии закричала девушка.
- Наташа... - поразился толстяк и, близоруко щурясь, пощупал ее рукой. - Действительно, это вы...
- Не распускайте руки, любезный! - сердито сказал Ржевский, оттесняя его от девушки. - Гладить будете свою жену.
- Да, да, простите... Но где же она... моя жена?
В растерянности он расслабил правую руку и, вырвавшееся пресс-папье жахнуло ему прямо по ноге. Последовавший за этим вопль был способен разбудить и мертвого.
- А-а-а-а-а-а-а!!
Обезумев от боли, толстяк принялся носиться по саду, вытаптывая цветы и травы, ломая кусты, натыкаясь на фонтаны, падая и снова вставая; и вопя, и причитая, и проклиная маму, которая родила его на свет, и тот день, когда он вздумал жениться на Элен; и продолжая крушить всё и вся на своем пути.
- Носороги в джунглях, - сказал поручик, закрывая Наташе глаза, чтобы уберечь ее возвышенную натуру от этого душераздирающего зрелища. Но она все равно подглядывала у него из-под пальцев.
Внезапно в своих бессмысленных метаниях по саду Пьер наткнулся на Александра и Элен, которые пытались проскочить мимо него к дверям. Он сбил их с ног, и все трое очутились на полу.
При этом Пьер навалился всей своей тушей на императора. Но, конечно, в потемках его не признал.
- Пьер, zasranec! - услышал он над ухом знакомый и ненавистный женский голос. - Вы совсем odureli. Бросаетесь на людей, как meshok s der'mom! Отпустите его.
Пьер мгновенно забыл о больной ноге. Схватив кавалера Элен за шиворот, он поставил его на ноги и принялся трясти.
- Молитесь, Казанова! Я вас сейчас... где мое пресс-папье?
- Я не Казанова, - вяло возразил император.
- Уже второй любовник за один бал! - сокрушался толстяк. - А может, и не второй?
- Двадцать второй! - фыркнула Элен. - Вы полный idiot, мой милый, если думаете, будто меня можно остановить.
- Боже мой, я рогоносец!
- Я тоже, - меланхолично заметил Александр. - Ну и что из этого?
Пьер опять тряханул его за шиворот.
- Как ваша фамилия, сударь?
- Романов.
- Подумать только! Однофамилец такого благородного человека, самого государя нашего. Ну, ничего, я вас сейчас переименую, сударь.
- Как это?
- Фигуральным образом... Где же все-таки мое пресс-папье? Поручик, вы не видели?
Но Ржевский был занят тем, что утешал Наташу Ростову, с которой внезапно случилась истерика.
- Вы меня не узнаете? - со слабой надеждой спросил Пьера Александр I.
- Вы - очередной любовник моей жены, - заявил Пьер. - Добрые люди сказали мне, где сыскать вас, голубчиков. Пеняйте на себя. Эх, прелюбодеи...
Удерживая его на весу как какого-нибудь котенка, он широко размахнулся.
Царь оглушительно пукнул.
Пьер в замешательстве застыл. Ему, мнительному, интеллигентному человеку, вдруг показалось, что это он - Он! Он!! Он!!! - произвел на свет столь неприличные звуки. И от одной этой мысли у него заполыхали щеки и очки сползли на самый кончик носа.
Но тут у него на руке повисла Элен.
- Опомнитесь, kretin несчастный, это же Александр!
И словно в подтверждение ее слов, император еще три раза громко пукнул.
- Уф, так, значит, это не я... - У Пьера отлегло от сердца. - Уф, уф... а я-то думал...
И сразу подобрев и проникнувшись состраданием к чужой беде, он взял императора на руки, как малое дитя и понес его к выходу, чтобы разглядеть при свете.
- Это же государь!! - визжала ему в спину Элен.
Но Пьер не обращал на ее слова никакого внимания. Он не желал прислушиваться к этой безнравственной, отвратительной женщине.
- Не переживайте, сударь, - ласково говорил он императору. - С кем не бывает. От подобных неприятностей могу посоветовать вам мочу молодого поросенка. Очень помогает! И поменьше пейте пива.
Царь уткнулся ему носом в плечо и заплакал.
Поручик Ржевский и Наташа Ростова встретили их у порога. Наташа понемногу приходила в себя.
- Отпустите его величество, Пьер, - сказал поручик. - Это вам не папье-маше.
- Пресс-папье, - машинально поправил толстяк.
И вдруг узнал в этом заплаканном любовнике своей жены императора Александра! От охватившего его благоговения он разом оробел, обессилил, обмяк. И выпустил из рук свою драгоценную ношу.
- Наполеонь вашу бонапарть! - сказал царь, растянувшись на полу.
Ржевский помог ему подняться.
- Так это были вы, поручик? - произнес Александр. - Знаете, как это больно - камнем по голой жопе?
- Пардон, ваше величество, подобных ощущений испытывать не приходилось. Я думал, там кошки.
- Сами вы кот!
Император отвернулся от него и, вытирая платком еще не успевшие просохнуть слезы, погрозил Пьеру кулаком.
- Чтоб никому! Поняли?
- Да, конечно, ваше величество, что мне... я буду молчать...
Александр подошел к появившейся в дверях Элен.
- Всё было великолепно, - шепнул он ей. - Я ни о чем не жалею.
- Я тоже, государь. Эту ночь я не забуду никогда.
Император повернулся к остальным.
- Дамы и господа! - громко произнес он, делая важное лицо. - Прошу вас всё произошедшее между нами держать в строгой тайне. Иначе... я бы не хотел говорить вам гадости в сочельник, но, если кто-либо из вас проболтается, особенно, если до Лизки дойдет, - я вам устрою... Я вам такую Содом и Гоморру устрою - мало не покажется!
- Как вам будет угодно, ваше величество, - сделала реверанс Наташа.
- Я, право, в отчаянии от того, что случилось, - забормотал Пьер.
Император ткнул пальцем в грудь Ржевскому.
- Поручик, я вам уже это говорил, но все же повторюсь. Вам никогда не быть ротмистром!
Потом он приблизился к Наташе Ростовой, преданно и с обожанием смотревшей на него, и точно так же уперся пальцем ей в грудь.
- А вам, сударыня, не долго оставаться в девицах.
Наташа скромно потупилась.
Остановившись возле Элен, царь принялся молча тыкать пальцем в ее бюст, словно собирался сказать ей что-то очень важное, но так и не находил нужных слов. Она терпеливо ждала, облизывая губы.
- Уберите палец, ваше величество, - прошипел Пьер, краснея ушами. - Это грудь моей жены.
Император вздрогнул.
- Оставляю ее вашим заботам, - отрывисто произнес он и, не оглядываясь, быстро пошел прочь.
Глава 10
Любовные аллюры
На следующий день Денис Давыдов затащил Ржевского в оперу.
- Какого черта там делать? - поначалу упирался поручик. - Там, набось, такая скука. Ни выпить толком, ни потанцевать.
- Ты никогда не бывал в опеге?!
- Ни разу! И сим горжусь. Но по разговорам наслышан. Битых три часа сидеть на одном месте, протирая штаны, - мыслимое ли дело! И всё ради того, чтобы любоваться, как перед тобой кто-то воет, машет руками и строит рожи?
- Ты ничего не понимаешь, бгатец. Сегодня там собегется столько пгехогошеньких девиц, чуть ли не весь московский выводок. Это же сказка!
- Да? Хм, тогда, пожалуй... - Ржевский подкрутил усы.
- И к тому же будет петь несгавненная Луиза Жегмон.
- Что за пташка?
- О, это божественная женщина. Пгиехала всего на несколько дней из Пагижа. Голос - чудо! Поет, как канагейка.
- А как она... того?
- Фганцуженка, мой дгуг. И этим все сказано.
- Едем!
В опере от обилия голых женских плеч, шей и рук у поручика Ржевского зарябило в глазах. Это было просто какое-то море наготы. В театре эта обнаженность женских прелестей особенно бросалась в
