реакцию на ваше предложение, так как абсолютно уверен, что отношение полковника к нему будет не просто отрицательным, а, боюсь, вы с Лиззи перестанете для него существовать, как только я открою рот и оглашу вашу просьбу. — Он потер нижнюю челюсть. — И вот почему. Ваша племянница, дочь Лиззи, находится здесь у нас с десяти сегодняшнего утра. И завтра ваш отец передаст ей все состояние, если она согласится его принять… Хотя, боюсь, она этого не сделает. Она выпускница Оксфорда, капитан вооруженных сил и наследница семейной фермы в две тысячи акров в Херефорде. И приехала она сюда только потому, что ваш отец написал ей в момент глубокой депрессии, и она проявила необходимую чуткость и поддержала его в трудную минуту. Она ничего от него не ждет… Ей ничего от него не нужно. Она приехала без каких-либо скрытых мотивов, кроме желания оказать необходимую помощь пожилому человеку. В результате ваш отец сейчас просто без ума от нее.
— И открыто демонстрирует это, — сказал Лео с горечью в голосе. — Интересно, как бы она отнеслась к нему, если бы он обращался с ней, как с преступницей? Могу держать пари, что теплоты бы не было. Легко быть милой и приятной со стариком, когда и он вас принимает с распростертыми объятиями и родственными чувствами… И гораздо тяжелее, когда вас с ходу жестоко отталкивают.
Марк мог бы, конечно, ответить, что Лео сам виноват в таком к нему отношении, однако решил пока оставить свои мысли при себе.
— Неужели вам никогда не приходило в голову, что Джеймс мог думать примерно то же самое по вашему поводу? Ведь кто-то должен был сделать первый шаг навстречу.
— Вы ему об этом говорили?
— Говорил.
— И что?
— В создавшейся ситуации, чтобы добиться малого, нужно приложить большие усилия.
— Но почему именно я всегда должен делать первый шаг? — В трубке послышался приглушенный смех. — Знаете, зачем он звонил мне на днях? Чтобы в очередной раз прочитать нотацию о моем воровстве. У меня в памяти хранится целый каталог выговоров, которые я получил от него с семнадцати лет и до сегодняшнего дня. Исключительно на основе своего представления о моем поведении он делает вывод, что в приступе гнева я убил мать, а затем начал кампанию шантажа и унижений, с тем чтобы отобрать у него поместье. Отец не умеет прощать. У него сформировалось представление о моем характере, еще когда я ходил в школу, и он не собирается его менять. — Еще один смешок. — Я давно пришел к заключению, что для него не имеет принципиального значения, совершу ли я мелкий проступок или настоящее преступление. — для него я всегда был закоренелым преступником.
— Если бы вы захотели, ваше поведение могло бы стать для него приятным сюрпризом, — возразил Марк.
— Вы предлагаете мне сделаться чем-то вроде его морально безупречной внученьки? А кстати, вы уверены, что нашли ту самую девчонку? Что-то не похожа она на тех Локайер-Фоксов, с которыми я до сих пор имел дело.
— Ваш отец полагает, что в ней соединились гены вашей бабушки с генами вашей матери.
— Ну что ж, это не противоречит тому, что я сказал. Они стали Локайер-Фоксами только в браке. Она хорошенькая? На Лиззи похожа?
— Нет, не похожа. Высокая и темная. Скорее похожа на вас, вот только глаза карие. Радуйтесь, ведь если бы у нее были голубые глаза, я бы, наверное, поверил Бекки.
Еще один смешок.
— Если бы вы получили упомянутую информацию не от Бекки, а от кого-нибудь еще, я, возможно, даже и не стал бы возражать… Ну, хотя бы ради смеха. Бекки просто ревнивая сучка… Ревновала к Лиззи с самого начала. А виноваты-то вы сами. Носились с ней так, что она стала считать себя действительно чем- то значительным. Так нельзя обращаться с женщинами, Марк. Их в ежовых рукавицах держать надо. Только таким образом их можно сберечь для следующего мужчины, который встретится им на пути.
— Я не из тех, кто меняет женщин, как перчатки, Лео. Мне нужны жена и дети.
На противоположном конце возникла короткая пауза.
— В таком случае, дружище, вам лучше забыть все, чему вас учили в школе. Это миф, что у голубоглазых родителей не родятся кареглазые дети. Мама была большим специалистом в генетическом регрессе. Она чувствовала себя увереннее, когда могла свалить патологические пристрастия детей и алкоголизм отца на каких-нибудь далеких распутных родственников. — Еще одна пауза, чтобы проверить, заинтересовался ли Марк. Не услышав ответа, Лео продолжил: — Да не беспокойтесь. Могу гарантировать, что ребенок Лиззи ко мне никакого отношения не имеет. Если даже отбросить все остальные причины, мне она никогда не нравилась до такой степени, чтобы я захотел затащить ее в постель… А когда она связалась с тем сбродом, тут уж я и совсем всякий интерес к ней потерял.
На сей раз Марк все-таки попался на удочку.
— С каким сбродом?
— С ирландцами-жестянщиками, которых Питер Сквайерс нанял чинить забор. Одно лето они у него жили прямо в поле лагерем. Было даже смешно. Мама сделалась для них чуть ли не кормилицей, взялась учить и воспитывать их детей. Ну а потом пулей вылетела оттуда, когда узнала, что один из них оттрахал Лиззи.
— О каком лете вы говорите?
— Какое это имеет значение?
— Никакого. Я все равно выясню у вашего отца.
— Он ничего не знает, его тогда не было… А мама ему не сказала. Историю замяли, чтобы, не дай Бог, не пронюхали соседи. Даже я узнал много позже. В тот момент я четыре недели жил во Франции, а когда вернулся, мама заперла Лиззи под замок. Но и здесь она совершила ошибку. Все должно было идти своим естественным путем.
— Почему вы так думаете?
— Первая любовь, — цинично ответил Лео. — Она больше никого так не любила. С того момента и началось для моей бедной сестрички скольжение вниз по склону.
Сконцентрировав все остававшиеся у нее силы в мышцах бедер, Нэнси, пошатываясь, встала. Ее можно было сбить легким прикосновением, но она молила Бога, чтобы старуха не догадалась об этом.
— Пожалуйста, отойдите от двери, миссис Доусон. Мы с Вулфи идем вниз.
Вера отрицательно покачала головой:
— Лису нужен его мальчик.
— Он его не получит.
Возражения приводили старуху в замешательство. Она снова начала стучать сжатыми кулаками один о другой.
— Он принадлежит Лису.
— Нет, не принадлежит, — возразила Нэнси еще более решительно. — Если у Лиса и были когда-то родительские права на него, он их лишился в тот момент, когда забрал Вулфи у его матери. Родительские права — вовсе не права собственности, это прежде всего обязанность заботиться о ребенке. А Лис о нем совершенно не заботился, практически бросил его на произвол судьбы. И вы тоже, миссис Доусон. Где вы были, когда Вулфи и его матери требовалась помощь?
Вулфи прижал губы к уху Нэнси.
— И Кабу, — прошептал он, — не забудьте маленького Каба.
Нэнси не имела ни малейшего представления о том, кто такой Каб, но не хотела, чтобы Вера заметила ее колебания.
— И Кабу тоже, — повторила она. — Где вы были, когда маленький Каб нуждался в вашей помощи, миссис Доусон?
Как оказалось, Вера тоже не знала, кто такой Каб, и, подобно Прю Уэлдон, вернулась к тому, что ей было известно.
— Он хороший парень. «Ты будешь ходить с высоко поднятой головой, мама, — говорил он мне. — И что тебе хорошего сделал Боб, он ведь всю жизнь обращался с тобой, как с батрачкой. Не беспокойся, он еще получит по заслугам».
