черную тень, выходящую через глаза, нос и рот убийцы, и проникающую в Бутча.
Последний чувствовал себя шаром, наполненным пылью. Будто пожирал оболочку лессера.
Когда все закончилось, тело лессера рассыпалось пеплом, густой туман серых частиц падал на лицо, грудь и ноги Бутча.
— Мать твою.
В глубоком отчаянии Бутч поднял глаза. Ви стоял в дверном проеме, ухватившись за раму, будто дом был единственной вещью, способной удержать его стоя.
— О, Господи. — Бутч перевернулся на бок, отвратный ковер царапал его щеку. Живот невыносимо болел, а глотка горела, словно он часами пил скотч. Но хуже всего — зло снова было внутри него, струилось по его венам.
Дыша через нос, он учуял детскую присыпку. Он знал, что так пах он сам, а не остатки лессера.
— Ви… — сказал он с отчаянием. — Что я только что сделал?
— Я не знаю, коп. Понятия не имею.
Двадцать минут спустя Вишес запер себя и напарника в Эскалейде, закрыв все замки. Нажав кнопку вызова на телефоне и приложив его к уху, он взглянул на Бутча. Коп на пассажирском сиденье выглядел больным по многим параметрам, будто страдал морской болезнью, сбился с суточного ритма и слег с простудой в одно и то же время. И он вонял детской присыпкой, казалось, что он испускал этот запах всеми порами своего тела.
Пока шел вызов, Ви завел внедорожник, выехал на дорогу, и снова подумал о Бутче, сотворившем что-то, типа Вуду, с лессером. Говоря словами копа: Пресвятая Мария, Матерь Божья.
Черт… эта высасывающая хрень была отличным оружием. Но приносила кучу осложнений.
Ви снова обернулся. Осознавая, что хотел убедиться, что Бутч не смотрит на него, как смотрел бы лессер.
Твою мать!
— Роф? — произнес Ви, когда на звонок ответили. — Слушай, я… черт… наш парень только что сожрал лессера. Нет… не Рейдж. Бутч. Да, Бутч. Чего? Нет, я видел его… пожирающем тварь. Я не знаю, как, но лессер превратился в пыль. Нет, ножи тут не причем. Он вдохнул чертову штуковину. Слушай, ради спокойствия, я отвезу его в мое место и дам выспаться. А потом вернусь домой, да? Верно… Нет, я понятия не имею, как он это сделал, но я все досконально расскажу, когда попаду в лагерь. Да. Верно. Ага. О, ради Господа — да, я в порядке и перестань меня об этом спрашивать. Пока.
Когда он повесил трубку и кинул телефон на приборную панель, раздался голос Бутча, слабый и хриплый.
— Я рад, что ты не везешь меня домой.
— Я хотел бы. — Ви достал самокрутку и прикурил ее, сильно затягиваясь. Выпустив дым, он открыл одно из окон. — Господи Иисусе, коп, откуда ты знал, что способен на такое?
— Я не знал. — Бутч слегка закашлялся, будто у него болело горло. — Дай-ка мне один из твоих кинжалов.
Ви нахмурился и посмотрел на напарника.
— Зачем это?
— Просто дай его мне. — Заметив сомнения Ви, Бутч печально покачал головой. — Я не стану нападать на тебя. Матерью клянусь.
Зажегся красный свет, и Ви отстегнул ремень, чтобы достать одно из лезвий с нагрудных ножен. Он протянул кинжал Бутчу рукояткой вперед, а потом глянул на дорогу впереди. Когда он снова посмотрел назад, Бутч закатал рукав и разрезал внутреннюю часть предплечья. Они оба уставились на то, что вышло.
— Моя кровь опять черная.
— Что ж… неудивительно.
— И пахну я снова, как лессер.
— Ага. — Черт, Ви не понравилось, как коп уставился на кинжал. — Приятель, как насчет того, чтобы вернуть мне кинжал?
Бутч протянул его, и Вишес вытер черную сталь о кожаные штаны, прежде чем убрать оружие.
Бутч обхватил живот руками:
— Не хочу находиться рядом с Мариссой в таком состоянии, хорошо?
— Без проблем. Я позабочусь обо всем.
— Ви?
— Что?
— Я сдохну раньше, чем причину вам боль.
Глаза Ви посмотрели сквозь разделявшее их расстояние. Лицо копа было мрачным, а карий взгляд — абсолютно серьезным. Эти слова были не простым выражением мысли, а клятвой: Бутч О’Нил был готов вывести себя из игры, если дела пойдут критически. И он был способен это совершить.
Ви снова затянулся самокруткой, стараясь не привязаться к копу еще сильнее.
— Надеюсь, до этого не дойдет.
Пожалуйста, Господи, пусть до этого не дойдет.
Глава 19
Марисса сделала очередной круг по библиотеке Братства и остановилась у окон, выходящих на террасу с бассейном.
День, должно быть, выдался теплый, подумала она. На снегу виднелись растаявшие дыры, открывающие черную насыпь на террасе и коричневую землю газонов…
О, да кто вообще думает об этом пейзаже?
Бутч уехал после Первой трапезы, сказав, что ему нужно выполнить мелкое поручение. Нет, все хорошо. Великолепно. Прямо супер. Но прошло уже два часа.
Он резко обернулась, когда кто-то вошел в комнату.
— Бутч — а… это… ты.
Вишес стоял в дверном проходе, полнокровный Воин в нелепой золотой оправе.
Дева славная в Забвении… выражение его лица было полностью отсутствующим, такое выражение надевают, когда нужно сообщить плохую весть.
— Скажи мне, что он жив, — прошептала она. — Сохрани мою жизнь прямо сейчас и скажи, что он жив.
— Да.
Ее колени подогнулись, и она ухватилась за одну из настенных книжных полок.
— Но он не придет, да?
— Нет.
Пока они смотрели друг на друга, она рассеянно заметила, что на нем были тонкая белая рубашка и черные кожаные штаны: Турнбул&Асер. Она узнала крой. Такие носил Бутч.
Марисса обхватила талию рукой, Вишес подавлял ее, хотя и стоял на другом конце комнаты. Он казался очень опасным мужчиной — не из-за татуировок на виске или огромного тела. Брат был оледеневшим до самых костей, абсолютно безучастным, способным на любые вещи.
— Где он? — спросила Марисса.
— Он в порядке.
— Тогда почему он не здесь?
— Это была просто быстрая схватка.
О… быстрая… схватка. Ее колени снова подогнулись, когда на нее накатили воспоминания о болезни Бутча. Она увидела его, лежащего на больничных простынях в халате, избитого, почти умирающего. Зараженного чем-то злым.
— Я хочу его увидеть.
