каштан — эээ…. да,
— Послушайте, давайте поговорим об этом позже, — попросил Пол.
— Э-э-э, да, — ответил собеседник, и у него изо рта вытекла тонкая струйка слюны. — На фарерском можно сказать «фрикаделька».
Он взял свою кружку. Из кармана его рубашки, выглядывающей из-под кофты, торчал сверток с бутербродами. Он повернулся к Нанне и Полу толстым помятым задом и широкой спиной и направился к группе людей, среди которых была Гюдрюн Змеиный Язык. Они сидели за большим столом почти в центре зала. Отойдя на пять-шесть метров от столика Пола и Нанны, он обернулся и громко произнес:
— Финны говорят
Он засмеялся, вытер рот рукавом и побрел дальше.
— Господи, кто это был? — спросила Нанна, не отводя взгляда от странного человека.
— Один из скандинавистов, — весело объяснил Пол. — Он редко выходит за стены своей кафедры. Он сидит в корпусе Хенрика Вергеланна, в его старой части, в самом конце самого темного коридора. Ты там бывала?
— Нет, только на верхних этажах, где сидят лингвисты. Я вообще никогда не сталкивалась со скандинавистами.
— Не знаю уж почему, но вон за тем столиком их целая толпа, — сказал Пол, кивая в сторону стола, за которым устроился бледный толстый скандинавист. — Может быть, они просто пришли к нам на экскурсию. Захотели посмотреть, как живем мы, футлингвисты.
— М-м-м, — произнесла Нанна. — А что это за фрукты и овощи вы тут обсуждали?
— Это… — Пол помедлил, оценивающе посмотрел на Нанну, но все же решил рискнуть и ответил коротко: — Компаративная пиздология. Или назовем это эротолингвистикой.
— Прости?
— Извини за грубый юмор, но этот человек последние десять лет занимается изучением названий женских половых органов.
— Да ты что? И все это было…?
— Вот именно. В середине девяностых годов он начал с норвежских диалектных выражений, но не захотел завершать проект и год за годом записывает его в свой годовой отчет. И он до сих пор еще ничего не опубликовал, насколько я знаю. Последнее, что я слышал, это что он приступил к арабским выражениям, а теперь вот перешел к семантическим категориям. В последний раз он связывался со мной несколько лет назад, поскольку считал меня экспертом в этой области, как он выразился по телефону.
— Ничего себе, — сказала Нанна, сделав вид, что удивлена.
— …потому что я работал немного над непристойными руническими надписями, ну знаешь, над этими рунными палочками, великое множество которых нашли во время раскопок у набережной в Бергене. В них много сексуальных словечек, доложу я тебе.
— Не думала, что ты интересуешься историей языка.
— Интересуюсь. Латынь, древнегреческий, древненорвежский и праскандинавский.
Он рассказал о своей диссертации и пообещал подарить Нанне экземпляр «Между Сциллой и Харибдой: морфосинтаксическое погружение в латинском и древненорвежском языках» с автографом в обмен на экземпляр ее диссертации. Он был оживлен и очарователен, его волосы спадали на лоб, когда он цитировал своих оппонентов и имитировал немецкий акцент главного из них. Но он не мог избавиться от мыслей о Ринкель, несмотря на то что присутствие Нанны и разговор со скандинавистом в вязаной кофте значительно улучшили ему настроение. Но сейчас он хотел завершить обед. Не то чтобы чувства Пола к Нанне ослабли или он понял, что все-таки не любит ее — совсем нет. Просто ему требовалось время для размышлений, для того, чтобы побыть наедине с собой, поэтому он при первой возможности заявил, что им, наверное, пора уже возвращаться к своим письменным столам. «Сделать что-нибудь полезное для общества», — сказал Пол, и они оба тихо засмеялись над этой забавной фразой, относя подносы к окошку моечной, расположенному рядом с выходом из кафетерия.
Они спустились на эскалаторе в холл и поднялись по лестнице в кабинет Нанны на втором этаже. Отделения кафедры футуристической лингвистики располагаются в таком порядке, в каком, в соответствии с различными теориями, обычно располагают компоненты языка. На втором этаже находится отдел футуристической фонологии, поскольку звуки можно считать самыми мелкими элементами языка. Это основополагающий уровень. Этажом выше обитают морфологи — те, кто изучает изменения слов. Это средний уровень. Четвертый этаж заняли синтаксисты, потому что синтаксис изучает, как слова соединяются в словосочетания и предложения. Отделения прагматики и технического обеспечения размещаются на самом верху, за кафетерием и залами заседаний. Административные офисы находятся на первом и пятом этажах.
На стенах второго этажа развешаны красивые яркие акварели, созданные на основе осциллограмм и спектрограмм, демонстрирующих произношение гласных и согласных. Какой-то высокооплачиваемый художник получил эти фонетические выкладки и представил свое видение. Пол согнул свое длинное тело, чтобы прочитать надпись на маленькой белой табличке под первой картиной: «Тщетно тщится щука ущемить леща (звук „щ“)». По всему коридору на потолке через равное расстояние установлены звуковые души. Они работают так: когда кто-то приближается, сенсор это регистрирует, и звуковой душ запускает аудиозапись. Сотрудники отделения постепенно выработали иммунитет к этим записям и больше их не замечают. Но Пол, который раньше нечасто заходил на этаж к фонологам, и Нанна, которая здесь почти не бывала, поскольку поступила на работу всего неделю назад, с удовольствием приняли звуковой душ.
Пол посчитал, что неспешная прогулка по коридору будет достойным завершением их обеда. И они стали останавливаться под каждым душем и слушать. Первый выплеснул на них будущее западных диалектов, лирические видения Эйвинда Римебрэйда о том, каков будет язык в Норвегии в 2480 году:
Они улыбнулись друг другу. На переносице Нанны появилась поперечная морщинка. Следующий душ говорил по-французски, гулкий мягкий голос произнес:
— Прекрасно, — сказал Пол. Нанна кивнула в ответ. — Это из Элюара, — добавил он.
— А я даже поняла, что это значит, — произнесла она.
— Как я погляжу, среди вас, фонологов, полно франкофилов и франкофонов, — заметил Пол под следующим душем. Они стояли очень близко друг к другу и ждали, когда на них польются французские слова: «La pensee est comme une neblueuse ou rien n'est necessairement delimite». — Потому что это Соссюр, — сказал Пол, и ему настолько нравилось стоять, почти прижимаясь к стройному телу Нанны и объяснять ей разные вещи, что он оборвал себя на полуслове: ведь вряд ли нужно было объяснять Нанне, что швейцарец Фердинанд де Соссюр считается основателем европейского структурализма. Вместо этого он спросил, можно ли ему перевести предложение. Нанна кивнула.
— «Мысль подобна звездной туманности, где нет обязательных границ».
— Великолепно, — сказала Нанна, широко распахнув чистые глаза. — Я знаю, что имеет в виду Соссюр: только когда мысль облачается в слова, она становится четкой.
— М-м-м-м. Мысли в общем-то не существует, пока она не вербализована, — проговорил Пол и изучающе оглядел ее.
Хотя голова его была наполнена густым звездным туманом, Пол уже давно облек свое томление, свою
