Нечего людям там делать…
– Ага, а для чего ж ты на Вторую германскую ходил? Не за Россию? – меланхолично спросил Киря Деев.
– А ты сам для чего? – поинтересовался офицер.
– Коммунар – дак и ходил, – буркнул юноша.
– Нам ульваны на время войны отпуск дали, – пояснил Радишевский. – Это у них святое, отказать не могли. Но мы честно вернулись, хвоста не притащили…
– Так зачем вы им нужны? – спросил Терри. – Какой им от вас толк?
– Мы хранители. Часовые, – сказал ротмистр. – И Филимоныч тоже. И колхозники его. Хоть они и паразиты…
– Это кто паразиты? Паразиты – никогда! – взвился из-за «Макинтоша» председатель. – Мы вот детдомовских на содержание берём, в фонды всякие вкладываемся…
– Пользуетесь, что ульваны за молочко последний виунгар отдадут, – сказал Радишевский.
– Рынок есть рынок, – сказал Филимоныч. – Ты лучше скажи, когда от меня Никон отвяжется? Сил моих нет – и сосёт, и сосёт…
Ротмистр поглядел на карманные часы.
– Скоро, – сказал он. – Очень скоро. Тащи Чашу Эрейримара.
– Киря, – засопел Филимоныч. – Подсоби. Одному мне не допереть…
– Сейчас, внучок, – сказал Киря, подмигнул и пояснил: – Прокопий мне внучатым племянником приходится…
Оба удалились за шкаф, откуда с большим кряхтением вытащили широкую каменную чашу, наполненную бурой жидкостью, и поставили её на табуретку, стоящую неподалёку от зеркала.
– Гранит из скалы Мутикутара, – с гордостью сказал ротмистр. – Вода из источника Гуна-гула. Куда там зеркалу вашей Галадриэли!
– Вы и это знаете? – воскликнула Вера Игнатьевна.
– Вынуждены следить, сударыня, чтобы утечки не было… Мало ли какое просветление найдёт на господ сочинителей! Извольте – приходится боевому офицеру в охранке работать, подрывную литературу читать… Нет, сия эпопея настолько далека от действительности, что даже смешно. Зато сейчас вы увидите завершение одной реальной операции…
С этими словами Радишевский извлёк откуда-то пёстрое птичье пёрышко и бросил его в чашу.
– В зеркало, в зеркало смотрите, – поспешно сказал он. – Не на чашу. Туда нельзя, ослепнуть можно…
В зеркале отражались показываемые чашей луг, холмы, далёкие скопления народа.
– Это хорошо, что зеваки остались у моста… – говорил офицер. – Мост нынче – демонстрация, отвлекающий манёвр… Настоящие дела начнутся сейчас… Господин Синеоков у нас сейчас бесприютный странник, ха-ха…
– Так это вы взорвали его крепость? – сказал Терри.
– Мой человек, – ответил ротмистр. – Его, конечно, уже разоблачили, что нам и требовалось… Извините, что вашу электронную птичку пришлось того-с… Запаниковали, опять же утечку заподозрили – не балуется ли кто из наших, не запустил ли киркалона? Это, считай, тот же сокол, только живородящий. Верно замечено, что высокая технология внешне не отличается от магии… Валетик у меня тройной агент, сдаёт всем всех… О, вот они! Вот они, мои хорошие, вот они, мои желанные…
Действительно, по лугу в направлении холмов катила яркая кавалькада Никона. С противоположной стороны ехали строгие чёрные автомобили администрации, возглавляемые бронетранспортёром. Из люка торчала голова генерала Лошкомоева в фуражке с очень высокой тульёй. Вокруг бежали спецназовцы. Перед бэтээром пятился спиной Валетик, делая руками приглашающие знаки – на меня, мол, на меня, мин нет…
А с третьей стороны, будто их здесь только и не хватало, приближались ритуальными прыжками бесштанные и татуированные новозеландские командос, без которых в последние годы не обходилась ни одна заварушка на земле. Над ними развевался флаг ООН.
– Ничего не понимаю! – воскликнул Сергей Иванович. – Это же на весь мир! Как вы допустили?
– Не беда, – хладнокровно сказал ротмистр. – В пятьдесят третьем действительно серьёзное вторжение было, да кто теперь о нём вспомнит? Иосифу хватало ума не соваться, а Лаврентий рискнул… Пришлось потом врать про восстание заключённых… Так и здесь. Вы не представляете, друг мой, какая у людей короткая память! Вот у вас в городе есть улица Декабрьских событий. Кто помнит эти события?
– Ну, я помню, – сказал Дядька.
– Вы историк, вам положено. А остальные не представляют, сколько пролилось тогда кровищи. Ох и скоро же она высыхает!
– Я здесь человек чужой, – сказала Вера Игнатьевна. – Но чувствую, что этим людям грозит беда. Страшненькие у вас воины!
– Сударыня! – воскликнул ротмистр. – Вот уж о ком не печальтесь! Да ни один взрослый ульван не станет связываться с этой мелочью, уверяю вас…
– Ну, – сказал юный партизан. – Захлопнут их сейчас там, как нас с ихним благородием захлопнули в одна тысяча девятьсот двадцатом аккурат на Радуницу…
– И что? – спросила учительница.
