– Да там не сильно рассмотришь. Лежит. Вроде женщина. Вроде молодая. Только деньги зря потратили. Ты лучше не ходи, только расстроишься.
Но пошел Тихон, и расстроился Тихон еще пуще Терентия.
– Ой, Тереша, она красивая. Я таких красивых не видел.
– Да как же ты ее рассмотрел? Стекло-то все в царапинах…
– Я ее, Тереша, сердцем рассмотрел. Жалко ее. Все люди живут, а она лежит одна-одинешенька…
– Это верно, – согласился Терентий. – Когда красивая девка лежит одна-одинешенька – это явный непорядок и вызов самой природе. Только она, может, мертвая?
– Тогда бы запах шел…
– А они, может, там банки со ждановской жидкостью расставили?
– Да и продали бы ее скупщикам мертвых тел…
– Ну конечно! Эти продадут! Они за день-то знаешь сколько на ней замолачивают? Ведь никто не сознается, что в дураках остался. И мы не сознаемся. Ладно, пора дона искать да в дорогу собираться…
– Нет, братец. Никуда я не пойду, здесь останусь. Наймусь к кому-нибудь батраком, деньги зарабатывать. Выкуплю ее у этих бородатых. Пусть через десять лет, через двадцать – она-то молодая останется под стеклом!
– Не дури, Тишка!
– Нет, и не уговаривай!
Тут Терентий и понял, что наступил коренной перелом в братских отношениях. Он такого перелома ждал, только не думал, что все случится так скоро.
– Пойдем, а потом бате напишешь, он ее для тебя выкупит… Ведь полцарства дают, не бесприданница какая…
– Не пойду! Хоть режь!
И действительно сел рядом с балаганом, да так крепко, что сразу видно – конем не сдвинуть.
Терентий почесал малиновый гребень и пошел на конный двор искать дона Кабальо.
Дон Кабальо, хоть и несколько подустал от жеребячьей работы, выслушал Терентия очень внимательно.
– Признаться, не ждал я от вас, дон Парфенио, столь крепкой братской любви. Но теперь вижу, что грубость ваша была показной и, по вашему мнению, выглядела мужественностью. А влюбленность дона Леонсио мне и подавно понятна! Когда же и влюбляться, если не в этом возрасте!
– Что будем делать? – Терентий был явно смущен. Не оставлять же размазню здесь, где с ним может случиться все что угодно?
Дон Кабальо фыркнул.
– Как всякий алхимик, я разбираюсь и в ремесле стеклодува, – сказал он. – Каким бы крепким ни казалось стекло, на нем всегда имеется одна особая точка. Достаточно легонько щелкнуть по ней – и все. Иногда стекло буквально рассыпается в пыль…
– Найди же такую точку, дяденька конь! – взмолился Терентий.
– Изволь, – сказал дон Кабальо, и принц под уздцы повел его к балагану «Поцелуй принцессу».
– С конями и собаками не велено! – вразнобой заорали бородатые детки, пытаясь остановить обоих.
– Дорогу барону фон дер Блюменфельду! – прогудел дон Кабальо.
– За коня двойную плату! – запоздало крикнул старшой.
Дон Кабальо, очутившись в шатре, внимательно оглядел гроб, что-то прикинул большим конским глазом, а потом и шарахнул по стеклу передним копытом. Хорошо еще, что искомая точка не пришлась против лица спящей красавицы.
Стекло ахнуло и рассыпалось.
Терентий немедленно припал к губам спящей девушки.
Она не дрогнула.
– Ее, наверное, не целовать надо, а что покрепче, – проворчал принц и, забыв о конспирации, заорал: – Тихон! Тихон! Где тебя носит?
Дон Кабальо тем временем молча отгонял от гроба бородатых детей. Самого младшего он просто- напросто смел хвостом. Конских копыт странные детки явно боялись.
Бедный Тихон уже ходил вокруг балагана с метлой и ведерком: ушлые детки мигом захомутали его в работу – за еду и за возможность время от времени лицезреть любимую.
Терентий потащил его за руку к открытому гробу.
– Целуй, пока не проснется!
– Братец, мне страшно! – сказал Тихон. – Я ведь еще никогда…
– Вот именно! – воскликнул дон Кабальо. – Именно такой юноша и должен ее поцеловать! Я вспомнил, я читал!
Тихон осторожно, едва-едва коснулся губ спящей и сразу же отпрянул: глаза девушки открылись!
