– Везите, я сказал!
– Граф, граф Пихто! – кричала принцесса. – Леона похитили!
Но граф Пихто не мог прийти ей на помощь – ему самому скрутили руки и потащили к выходу.
ГЛАВА 27,
в которой старый пират и бывший горбун вспоминают осаду Чизбурга
Весть о том, что эльфийские агенты готовили переворот и пытались убить государя во время представления, мгновенно облетела вечерний Плезир. Одни говорили, что убийца переоделся студентом; другие утверждали, что он и не переодевался, а просто принимают в Академию кого попало, вот и дождались. Третьи утверждали, что злодей заворожил королевских телохранителей, вот они и сплоховали. Впрочем, утверждали это в основном друзья и родственники самих телохранителей.
Стражники схватили всех, кто был в зале. Дам, впрочем, с извинениями отпустили, зато студентов, дворян и подозрительных иностранцев сгребли немедленно. Мало того, арестовали и всю труппу театра «Примус», что грозило международными осложнениями.
Плезирский тюремный замок за большие размеры и обширные камеры назывался Вместилия; аресты пошли по городу и шли до тех пор, пока не были заполнены все казематы. С рыцарских времен характер у Пистона Девятого сильно изменился. «Берите всех – суд установит виновных!» – произнес бонжурский монарх ставшие историческими слова.
Только ведь и дело было более серьезным, чем полагали обыватели. Некоторые из студентов оказались вооружены, дрались необычайно умело и нанесли солдатне существенный урон. Да и никакие это были не студенты – взрослые мужики, не отвечавшие ни на один вопрос немедля начатого следствия.
Следствию пришлось туговато, поскольку покушавшегося по горячке сложили в общую кучу оглушенных и притоптанных, и теперь еще предстояло его найти.
А остальным, случайным и невиновным, предстояло сидеть неведомо как долго.
… – Тихон! – негромко сказал граф Пихто. – Принц Тихон! Ваше высочество!
Тихон не отзывался.
– Пусть парень поспит, – раздался знакомый недавним зрителям голос. – Может, на допросах ему и вовсе не дадут спать… А он что, ваш знакомый, сэр… э-э?
– Граф Пихто, – сказал граф. – Скорее, земляк…
– Позвольте представиться – Бенджамен Баррахлоу, бывший боцман корабля ее величества «Вирджиния слим». Поверьте, ваша светлость, я-то знаю толк в тюремных порядках. Если уж это проклятое бонжурское правосудие вцепится в человека, то не выпустит из своих когтей. Нет, милорд, не выпустит. Тем более такое серьезное дело. Честно говоря, я бы тоже отдал этого парня с кинжалом под суд, но не за покушение на никчемную жизнь здешнего королишки, а за то, что он сорвал спектакль, и несчастные бонжурцы не смогли в полной мере насладиться гением великого Твистлэнса…
– Однако для простого боцмана вы большой театрал, – сказал граф Пихто.
– Я патриот, сэр! И для меня свято все стрижанское!
– Что же вы делаете вдали от родины? Сбились с курса?
– Вы шутник, ваша светлость. Каюсь, старушка «Вирджиния» не всегда ходила под королевским флагом – точнее, ходила только в первые годы. Проклятье, я опять ударился о потолок – факнутые лягушатники навряд ли принесут нам свечку. Сколько же нас в этой камере?
– Десятка два, пожалуй… В основном ребятня… Так вы, как я понял, любезный боцман, скрываетесь от стрижанского правосудия?
– От стрижанского в том числе. Хотя перед родиной я чист – мы грабили только неспанские суда.
– Но на королевском корабле, – уточнил граф.
– Не на плоту же было нам ходить! – сказал боцман. – Мы принесли Стрижании больше пользы, чем все адмиралтейство. Мы пустили на дно «Хулио Иглесиаса» – вы представляете?! Мы сожгли «Ла Марадону»! Мы разорили Пуэрто-Борхес и Пуэрто-Кортасар! Этому надутому индюку, адмиралу Бульбультону, и не снились такие победы! И за все хорошее старику Бену Баррахлоу вместо пенсии и тихого домика в деревне теперь полагается петля во дворе Факсфордской тюрьмы! Вот говорят: нет пророка в своем отечестве, а я вам больше скажу, милорд, – нет и героя в своем отечестве!
– Брюки драные, – посочувствовал граф Пихто.
– Золотые ваши слова, сэр! А здесь у меня в филиале банка Кувырканти есть небольшие сбережения… Совсем небольшие, но и ими готов я поделиться со здешним комендантом…
– Вряд ли получится, – вздохнул граф. – Если бы дело было уголовное…
– Вот в чем и беда. Теперь из нас начнут лепить эльфийских шпионов. Надписи на моей старой деревяшке сочтут эльфийскими рунами. Как будто хоть один нормальный человек видел живого эльфа! Я бывал и на Берегу Черной Кости, и в Чекуланде, и в Камерале. Нигде нет никаких эльфов! Вот говорят, моряки врут; согласен, милорд, есть маленько, а только даже самый брехливый юнга не станет вам заливать насчет эльфов, потому что знает, что сейчас же получит по голове бутылкой, хотя бы она – я разумею, конечно, бутылку, сэр, – была еще полнешенька. Эльфы остались только в комедиях мистера Твистлэнса – и больше нигде…
– В свое время я знал девушку, выдававшую себя за эльфийскую принцессу, – сказал граф Пихто.
– Выдававшую-то и я видел, – сказал боцман. – Даже на руках носил. Вот сказать, чтоб знаком был, не скажу. И даже вспоминать страшновато. Страшней любого абордажа. Страшней петли в тюремном дворе. Как увижу перед собой эту голову… К таким делам даже случайно прикасаться не стоит. Я когда услышал от здешних моряков, что Чизбургская крепость воздвиглась на прежнем месте… Короче, я с великим трудом взял власть над своим телом, милорд.
– А при чем тут Чизбург? Я стоял на его дымящихся развалинах со своими товарищами, мы пили
