считающийся непобедимым, противостоять многим? Рейн дорого отплатил за жизни беспощадно убитых Людвиги и Белы, уничтожив десятки тех - кто еще недавно являлся его родственниками и друзьями. Так он стал предателем во второй раз...
Его схватили. Рейн собственными глазами видел трупы погибших влюбленных, защитить которых он так и не смог, но не знал - какая же участь постигла их новорожденную дочку. Он скорбил - в глубине душе кровавыми слезами оплакивая прекрасную Людвигу и крохотную малышку, вырванную из его рук. Но внешне Рейн оставался абсолютно безучастным, мрачно сжимая помертвевшие губы и не опуская обличающего взора холодных глаз. Беспощадного, проклинающего, мстительного взора, даже без слов - наводившего тихий ужас на всех вокруг него... Его судил объединенный совет двух стай и приговорил к казни. Отныне он не принадлежал ни к одному из народов и получил прозвище Изгой - проклятый выродок, проливший кровь своих сородичей. Но в тот самый момент, когда все уже казалось решенным окончательно, за Рейна неожиданно вступились жрецы Митры - предложив заменить смертную казнь на долгий искусственный сон под сводами сталактитовой пещеры. Древние имели свои связи во внешнем мире и сумели достать экспериментальное, идеально подошедшее для их целей оборудование. Изгою не дали ни малейшей гарантии выживания, да впрочем - его согласия никто и не спрашивал. Но перед тем как погрузить в анабиоз, с Изгоя взяли нерушимую клятву - если осужденного однажды просят и вернут к жизни, то он беспрекословно выполнит порученное ему задание. Рейн дал слово...
Последним, что он запомнил, стали скорбно склоненные над его саркофагом морды Древних - великих жрецов Митры, страшные и мохнатые. А затем проклятого смертника окутал могильный холод, жуткий и колючий, пронизывающий до самых костей и повелительно напевающий:
- Спи, спи...
Веки Рейна сомкнулись...
Изгой поднял голову с подушки, разрывая примерзшие к ней волосы и кривясь от неприятного покалывания в затекших мышцах. Интересно, сколько времени он спал? Прозрачную крышку камеры для анабиоза покрывал толстый слой пыли, но его одежда - упакованная в герметично запаянный пластик, осталась безупречно чистой и свежей. Рейн неторопливо оделся, испытывая нарастающее чувство голода и вспоминая местоположение небольшого кафе, где он по своей давней привычке частенько обедал ранее. Ну, тогда - до всех приключившихся с ним невзгод. Он подхватил любимый меч и, легко совершив несколько пробных выпадов, вложил его в подвешенные на поясе ножны. Полностью пробудившееся тело повиновалось Рейну безукоризненно, ничуть не утратив прежней гибкости и силы. Вот только оставленное ему огнестрельное оружие выглядело абсолютно не знакомым, буквально ошеломив непривычно изящными, обтекаемыми формами. Впрочем, по принципу устройства оно оказалось ничуть не сложнее доброго старого немецкого 'Люгера'.
Рейн засунул в карман белого плаща документы и внушительную пачку денег, пообещав себе разобраться с ними чуть позднее. Он шокировано расширил глаза, прочитав указанную на авиабилете дату - третье января 2010 года. Выходит - он проспал целых двадцать пять лет!
Изгой взволнованно присвистнул, заметив выведенное на пыли слово: 'Сегодня!' Позаботившийся о нем доброжелатель оставил Рейну и его прежний наручный хронометр, швейцарский - подаренный еще отцом. Золотая безделушка оказалась заведенной и сейчас исправно тикала, отмеривая минуты и секунды его новой жизни. Приглядевшись, Рейн понял - самолет вылетает ровно через четыре часа. Изгою следовало поспешить.
'Значит так, - решил Рейн, - сначала ужин в кафе, а дальше - в аэропорт' - он развернулся на каблуках и покинул пещеру, даже не бросив прощального взгляда на убежище, столь долго служившее ему приютом.
Воин дождя прекрасно запомнил нашептанное ему задание, хотя и не разглядел произносящего слова жреца. Но разве это имело какое-то значение?
Рейн торопился....
На следующий день снегопад резко усилился, а столбик температуры застыл будто вкопанный, остановившись в районе минус трех градусов по Цельсию и радуя нас неожиданной оттепелью. Снег валил стеной, успешно противодействуя и свету включенных фар и жалким потугам автомобильных дворников.
Я скормила проигрывателю диск с записью последнего альбома Сезарии Эйворы и немного сдвинула связанную из ангорки полоску, прикрывающую уши. Скрученные в компактный узел волосы отягощали мой затылок. Сильно начерненные ресницы и малиновая помада на губах повторяли цвета теплой синтепоновой курточки. Я приподнялась, удовлетворенно разглядывая свое лицо в зеркале заднего вида. Не бывает некрасивых женщин! Просто есть женщины - еще не научившиеся правильно пользоваться своей красотой...
Я снова душою проста -
Как гладь беспредельного моря,
Ведь смыты волною с листа
Слова откровений и горя
Любовь, из подводных глубин
На берег всплывает пугливо,
Нас к счастью ведет путь один -
Иди, босоногая дива!
- с волнующей хрипотцой пела Сезария, удивительно гармонично сплетая свой чарующий голос с завораживающими переливами гавайской гитары. Мою душу наполнила смутная тоска по свету далеких звезд, вызванная одиночеством и ожиданием новой, настоящей любви. Я почти физически ощутила приближение чего-то светлого, не присущего нашему погрязшему в пошлости миру... Но тут Галка, совершенно не воспринимающая эту португальскую певицу, зато - фанатично обожающая Диму Билана, пренебрежительно наморщила нос и убавила громкость. Я саркастично фукнула сквозь зубы. Одни предпочитают слушать музыку - напрочь забивающую ритм жизни, а другие ту - которая делает его еще отчетливее.
- Ну и погодка, мать ее! - занудно брюзжала вцепившаяся в руль Галина. - Хороший хозяин собаку на улицу не выгонит. Нормальные люди сейчас дома у телика сидят, матч 'Локомотива' с 'Зенитом' смотрят...
- Фантазерка, паровоз с фотоаппаратом играть не могут, - проказливо хихикнула я, желая немного развеять ее мрачные мысли, даже не взирая на то, что у меня самой кошки на душе скреблись от какого-то нехорошего предчувствия.
- Ну, хохми-хохми, скрашивай нам дорогу, - хмуро откликнулась подружка. - Или все же обратно повернем, пока не поздно?
- Вот так дела! - критически хмыкнула я. - А не ты ли сама, с флагами и песнями, меня на эту игру поехать сагитировала?
- Я! - кисло подтвердила Галка, прибавляя скорости. - Но уже передумала...
- Почему? - недоуменно вздернула брови я.
- Страшно, - нехотя созналась она, нервно подергивая щекой. - Не понарошку, а действительно страшно! Витает сегодня в воздухе нечто такое, - она неопределенно прищелкнула пальцами, - опасное, ни фига не сказочное и не новогоднее...
Я промолчала, не найдя подходящих слов, способных опровергнуть столь дикое заявление. Я тоже подмечала это навязчивое, угрюмое оцепенение, нависшее над испуганно затаившимся городом, ждущим прихода чего-то древнего и мистического. Так ведет себя попавшая в паутину муха, обреченно предчувствующая приближение голодного паука, проснувшегося от многолетней спячки и вышедшего на охоту...
'Дозор, - вдруг дошло до меня. - Ночной Дозор! Это же не наша игра, это фикция, а мы в ней всего
